Трейлер Nº2

Трейлер

В провинциальный российский город, где прошли ее первые годы, приезжает Анна, бывшая детдомовская воспитанница. Много лет назад ее удочерила супружеская пара из Франции. Анна сделала карьеру, теперь она фотомодель и занимается благотворительной деятельностью от лица известной косметической фирмы.

На празднике в детском доме Аня знакомится с Любой, местной банщицей-хромоножкой. Она тоже детдомовская, ее мать погибла во время пожара. За девять дней, проведенных в родных местах, Анне предстоит узнать новых людей и осмыслить свою жизнь...

А что есть красота

Фильм не бьёт наотмашь, как я люблю, выползая в слезах из зала, не выкрикивает вопросы (как и принято в искусстве, без ответа), а задаёт их шёпотом, так, что и не сразу расслышишь о чём. Вначале, кажется, что это тема формы и содержания, озвученная Заболоцким: «А если это так, то что есть красота, и почему её обожествляют люди?» Но всё не так однозначно. Ибо счастья нет ни за глянцевым фасадом, ни за полуразвалившимся забором...

И не помогает ни дыхательная гимнастика, ни богатство природы и архитектуры, ласкающие взор. Кстати, натура в этом фильме настолько восхитительная, что захотелось посетить Ростов Великий!

Из приятных бонусов фильма - эпизодическая роль Сергея Пускепалиса. Он, как всегда, великолепен, и за это ему можно простить, что привёл в фильм своего сына, на роль...своего сына. Кстати, мальчик мог бы работать в чёсе группы Ласковый Май одним из Юр, если бы родился пораньше.

Внимательный зритель увидит, как художник по костюмом, разводивший героинь в диаметрально противоположные стороны в начале, сведёт их в зеркальное отражение образа в одном из кадров. Обожаю такие моменты, когда создатели разговаривают с тобой на киноязыке.

Так о чём фильм то? Ну как обычно, каждый увидит своё. Для меня - о гармонии и о её независимости от внешних факторов.

kasatro

Бессортирье

Надо сказать, наш роман с Европой более или менее завершился. Ближе к серебряной годовщине сближения сопливая наша девчоночья восторженность разбилась таки о стену холодности, скуповатости, психической неуравновешенности и нежелания жениться, превратившись - закономерно - в досаду, обиду и неизбывную горечь. Горечь - потому что объект обожания вожделенности своей в общем не утратил, утрачены были иллюзии на собственный счет: народные массы окончательно осознали, что там их никогда не полюбят, ни черненькими, не беленькими - никакими, ибо рылом не вышли. К слову сказать, осознали, как обычно, куда быстрее прогрессивной общественности, которая всё ещё скребётся безуспешно под господской дверью, жалобно поскуливая: «Но я же Шарли! Я - тоже Шарли! Я - свой!» В отличие от, народ унижаться не стал, собрал остатки гордости, самозамкнулся и практически преуспел в попытках выкинуть из головы бесплодные мечты о мире соблазнительном, чужом, недоступном, которым его так долго дразнили издалека, не давая трогать руками. Сартикулировать конец судьбоносного романа взялась Вера Сторожева, едва ли не единственный режиссер условно артхаусного сегмента, не гнушающийся транслировать эмоциональное состояние народа, а не отдельно взятых, западно-продвинутых крупиц его. «Девять дней и одно утро» она сняла как фильм-примирение со своей долей, фильм-прощание, фильм-расставание с красивой мечтой. Впрочем, кто может знать при слове расставанье, какая нам разлука предстоит?

Старинный русский городок, церковки, по Мариенгофу, - репками, купола - свеколками, колокольницы - морковками. Большеглазая наивность запредельных природных красот. Бытовуха. Безнадёга. Бессортирье. Прорезающий кромешье лучик солнца: на побывку едет местная уроженка, бывшая социальная сирота, а ныне парижанка, лицо известной косметической фирмы. Зачем едет? Припасть к твердыням и святыням? Или - поделиться от щедрот своих, помочь родному пепелищу? - А вот фигушки. Едет она блеснуть нездешней прелестью, ослепить ею свинцово-мерзостное захолустье и - улететь, растаять в стратосферах. Но чтоб обязательно остался влажный след в морщине, чтоб тихонько плакали в пустыне приютские дети, узревшие раз, на минутку, Прекрасное и тотчас же его лишившиеся, чтоб объявшая души аборигенов тьма стала ещё гуще, ещё кромешнее в разительном контрасте. Смысловым узлом фильма Сторожевой и становится этот самый неприличный в европах вопрос «зачем?» - настойчивый, требующий конкретного ответа, с которым пристает с заезжей крале брезгливо брошенная ею Родина-мать. И нежное созданье, уже привыкшее в парижах прятаться от любой неудобной конкретики то за выспренным словом, то за неврозом, то за фобией - к такому напору оказывается не готово. Теряется, открывается, обнажает суть. Суть не столько даже неприглядную, сколько жалкую - нищую, бесприютную, подневольную, безлюбую, в шмотках и идеях с чужого плеча.

В тандеме со сценаристом Анной Козловой, Вера Сторожева не только безжалостно выпускает воздух из глянцевой, брендово прикинутой куклы, она окончательно расправляется с излюбленным цивилизациями благотворительным форматом «прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете». Её волшебник хил и материально несостоятелен, у него нет денег ни на кино, ни на эскимо, вертолет его взят напрокат, и прилетает он с сугубой целью попиариться на несчастье малых сих. Анне Шербининой, французской на данный момент актрисе и модели, сыгравшей, фактически, саму себя, эта первая главная роль в карьере и на Родине далась весьма и весьма нелегко. В одном из интервью она заявила с граничащей с непрофессионализмом откровенностью: «Объехав в качестве посла Доброй Воли полмира и с полсотни детских домов, я никогда не задавалась вопросом, что же я оставляла после себя. Вера показала мне это. Я с ужасом поняла, что не помогала никому, напротив - мои визиты только разбивали сердца и развращали юные души бесплодными надеждами, парализовали их силы, внушая им отвращение к тому, что их окружает и с большой долей вероятности будет окружать всю жизнь». Трагедия героини Щербининой - в том, что она не осознает и этого. В её восприятии возвращение домой, нечаянная встреча с родным человеком - милым, ничего для себя не требующим и даже почти презентабельным, тот самый мандельштамовский «узнаванья миг», слаще которого нет в жизни ничего - превращаются в один нескончаемый бытовой кошмар с бродячими собаками, быковатыми гопниками и лезущими целоваться перегарно-кариозными пастями. Её мутит, передергивает от всего ласкового, человечьего, потому что ей некуда его принять: душа накрепко запаяна - и ключ утерян.

По-своему, в «Девяти днях» Сторожева возвращается к основательно уже забытому тургеневскому парадоксу: «Россия без каждого без нас обойтись может, но никто из нас без нее не может обойтись. Горе тому, кто так думает, двойное горе тому, кто действительно без нее обходится». Русская иностранка Анна, действительно, как ей кажется, без России обходится куда лучше, чем с ней, ибо вне России не осталось ничего способного её задеть, встревожить, растормошить, как-то вывести из того состояния ледяной заторможенности, которая стала для нее зоной комфорта. Анне ведь даже не «сладостно Отчизну ненавидеть», как иному эмигранту с чуть большим количеством извилин - Россию ей ампутировал ещё в глубоком отрочестве какой-то психоаналитик. Как там у Лосева? - «Вы русский? - Нет, я вирус СПИДа. Как, чашка, жизнь моя разбита, я пьянь на выходных ролях, я просто вырос в тех краях». Согласно Сторожевой, Россия, переболев, отторгла таки этот вирус и даже выработала невозможный, казалось бы, иммунитет к нему. Надолго ли?

galina_guzhvina