Трейлер (Кинопоиск)

Мистер X

Родители уже хватились, а полицейские давно уж рыщут, обшаривая речные камни, выуживая из воды вещественные доказательства пропажи школьника, для расследования которой из центра на окраину прибывает искушённая в детской психологии дама, оттесняющая от дела озадаченных загадкою сыскарей, уступающих напору решительного психоаналитика, отправляющегося раскалывать на правду беззаботную и нагловатую школьную детвору.

Одни сбиваются с ног, другая - ломает голову, а виновник поднявшегося шороха, не таясь уже дразнит паникующих родителей жертвы, затевая с ними игру в дочки-матери, навязчиво стремясь собой заполнить самим же созданную пустоту в их симпатичной квартире, выдавая себя лишь настырной однокласснице, добивающейся от всех внимания, как и он, не брезгуя, грязным и напористым шантажом.

Разоблачение преступника - лишь дело времени, но даже признавшийся, тринадцатилетний подросток неподсуден и неподвластен взрослым, которые, не имея права плющить его пальцы плоскогубцами и зажимать половые органы в тисках, ведут разгильдяйское наблюдение за развязным преступником, непростительно теряя время, а, может, и совсем его потеряв.

Кино, с самого начала, отдалившись от реализма, стремительно перешло к условностям, отстранившись от криминального сюжета в пользу психологической подоплёки поведения всех участников событий, круг которых, расширяясь, охватывает семьи странного мальчика, его напористой подруги и присматривающую за ними учёную женщину, тоже не лишённую личных проблем.

Правдивость и достоверность уступают место анализу выплывающих из тумана мотивов детей и взрослых, связанных неизвестностью забытого ими прошлого и безрадостного настоящего, симптомы которого раскрываются в подводящих к выводам эпизодах неустроенности быта и частной жизни, что было давно, есть ныне или происходило всегда. Тайны родителей и боль от правды, соединившись вместе, персонажи Маркуса Кроера и Антонины Лингеман мучают м своих, и чужих выматывая Мартину Гедек, которая с Сибилле Каноника не знает, как усмирить беззастенчивого наглеца, узнавшего, что он прожил жизнь в чужом доме.

Кино, утекая в жизнь, перестаёт быть загадкой преступления, становясь исследованием отчуждения ребёнка, будь он брошен сразу, как безымянный мальчик, или как девочка Матильда, которая стала одинокой при живой матери, что, оказывается, не менее тяжело.

Режиссёр сознательно отбрасывает детективщину, потихоньку подсвечивая действие триллерным лучом, периодически выводящим его из домашних покоев к узнику и обратно, бросив все силы на выявление внутренних движущих сил, главной из которых является потребность в отсутствующей любви и внимании близких, или потеря близости с теми, кто считался таким до поры.

Так, почти забыв о жертве, кино становится пропагандой семейных ценностей, прибегая к испытанным и наглядным мерам воздействия, особо отделяя от любви вторгающийся в отношения героев подростковый секс, отчего навязываемая сюжетом нравственность доводится до абстракции, а персонажи обретают вес индивидуальных психотипов, обобщающих свойства сознания и давящей на него среды.

Однако, несмотря на потерю связи с узником, сценарий, уцепившись за неизвестное имя главного героя, поддерживает пульсирующий ритм поиска ответа на мучающий подростка вопрос о своём происхождении, ответ на который перевешивает гибельное положение заложника, заменяя для следователя одну криминальную задачу другой, куда более эффектной и неожиданной, чем это может показаться на первых порах.

Педагогическая прозрачность, подрывая энергетическую мощь картины, не умаляет самоотдачи актёров, работающих не по сюжету, а по каждому эпизоду в отдельности, связывая достаточно условные моменты единой и ощутимо крепкой эмоциональной средой, позволяя ретушировать издержки просветительства страдательной функцией действующих лиц, обеспечивающих кинематографическую ценность этого фильма, где опрокинутый в финале дуэт юных героев связывается в пару созвучными кинематографическими именами Матильда и Леон.

gordy