Могу сказать с уверенностью - этот фильм - это искусство.

Это то самое российское кино, которое на западе называют «русским» и это та самая связь нашего современного кинематографа с нашей классической культурой.

Гребенщикова и Семчев - ученица и учитель - подобраны идеально. Они не играют, они живут в своих ролях.

Это произведение (именно произведение - по аналогии с искусством, а не просто фильм - по аналогии с дешевыми картинами) не стремящееся подражать реальности и не стремящееся быть похожим на документальное.

Это как раз тот случай, о котором Оскар Уайльд говорил, что «реальность должна подражать искусству».

Это сказка. Это легенда. Это миф. Это волшебная встреча с чем-то таким неземным, а потому и сложно понятны нам.

Это слепок с человеческой души. Многогранной и непонятной.

space-p-a

«Мой город полон чудаков и, значит, светел...»

Город, который - увы - не располагает ни к нежности,
ни к рыцарским эскападам,
он всё же не смог ни изменить тебя, ни сломать.
Ты легко даришь розы, ты точно знаешь, как надо,
ты праздник каждый день и война каждый день,
которую ты просто не можешь уже проиграть.
Марта Яковлева

В одном из писем Чехова к А. С. Суворину есть строки: «Пахнет осенью. А я люблю российскую осень. Что-то необыкновенно грустное, приветливое и красивое. Взял бы и улетел куда-нибудь вместе с журавлями...» Осень - грустная, приветливая и красивая - в фильме Элины Суни почти осязаема. Она заявляет о себе с экрана дымком от горящей палой листвы, началом учебного года и даже золотом в подсвеченных солнцем волосах «небезызвестной» Кульковой. (Кулькова появляется в кадре без пунцового платка и серебряного платья, зато в луче света и подобно лучу света; от неё невозможно отвести взгляд.) И полёты по сценарию запланированы. Правда, их нужно принять на веру: над Кругловым, по утверждению всё той же старшеклассницы, однажды пролетала сама Майя Плисецкая, оторвавшись от сцены Большого театра после прыжка в последнем акте «Лебединого озера». Но Плисецкая - лишь проходной образ на ярмарке характеров и темпераментов провинциального городка.

Грузный господин по фамилии Беликов, оперный певец, только что из Москвы сразу после только что из Италии. Бомж-философ в пальто и за шахматной доской. Явно узнаваемый Чехов, торгующий на вокзале мороженым и читающий томик Чехова же. Угрюмый интроверт Арбузов, то ли баран, то ли гений, априорная гордость школы. Вся в талантах Кулькова с беременностью от платонической любви к музыке. Представительницы педагогической оппозиции в метаниях между общим мужем и двуного-четвероногим стадом. Директриса, ежедневно проводящая педсоветы с навсегда установленной повесткой дня (такой себе директорский День сурка) и отбывающая домой на скорой... Вы, без сомнения, возмутитесь: что сотворили с жизнеописанием отца русского педантизма Аркадия Ивановича Беликова, то бишь «Человеком в футляре»? «Недостаёт только цирка с львами»? Не рубите сплеча авторский вишнёвый сад. Досмотрите до финальных титров. Пропустите фильм через себя, доверьтесь Мюнхгаузену в юбке-Кульковой, в восприятии которой отлично уживаются рядом два диаметрально противоположных понятия: «знать» и «чувствовать». Прислушайтесь к совету подарившей школьнице своё феноменальное обаяние актрисы Гребенщиковой: «Из всего того, что мне приходилось играть в кино, это - цветочек, его беречь надо и от заморозков стеклянной банкой накрывать. Боюсь всех приглашать, его лучше смотреть тем, кто помнит, как сердце близко...»

Режиссёрский дебют под названием «Человек в футляре, человек в пальто и человек во фраке» не экранизация в классическом формате и не фильм по мотивам. Это импровизация на тему творчества Чехова. К учителю греческого языка с его патологическим рвением, «как бы чего не вышло», принято, по обыкновению, испытывать неприязнь. В 1939 году Исидор Анненский своей киноверсией рассказа не нарушил этой традиции и словно перенёс на киноплёнку газетные карикатуры, наделив образ Беликова мефистофилевскими чертами и «умрачнив» едва ли не до начальника III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Режиссёр Элина Суни пошла другим путём. Её картина расцвечена красками, её Беликов - альтруист. Из зашоренного мракобеса при зонтике Аркадий Иванович неожиданно превращается в милейшего увальня с тубусом для хранения нот. Да, немного занудного, однако ему хочется симпатизировать. Теперь он учит пению других и учится полноте жизни у очаровательной выдумщицы сам. Блюдя правила, единственный принимает тех, кто в них решительно не вписывается. И вызывает неудержимое желание присесть рядом с ним, отведать за компанию из стопки на блюде парочку оладий, потом уткнуться щекой в пухлое, тёплое плечо и, засыпая, в качестве монотонного убаюкивающего фона, ровно жужжание шмеля на летнем лугу, слушать его сетования на отсутствие мороженого или трамвая.

Чеховские интонации, их мягкая интеллигентность и ненавязчивость не покидают повествование ни на миг. Без деланного героизма «маленькие люди» абсолютно по-чеховски совершают большие поступки. И население Круглова (серая масса на контрасте с постерными пейзажами, раскраска для фантазий Кульковой) не так уж безнадёжно. Ведь именно среди обывателей с «пошлым» кабачковым вареньем по субботам и трубочками для плевания сухим горохом появилась на свет эта чудесная девочка. Специально написанный под Алису Гребенщикову сценарий оказался настоящим подарком для актрисы. Первая крупная роль раскрыла в ней помимо известного ранее комедийного таланта глубокий лиризм - точно в унисон трагикомедийной окраске прозы Чехова. А как она поёт романс о веере! Нет, поёт, разумеется, не Гребенщикова, а Ольга Гречко, но до чего виртуозно рыжеволосая лицедейка изображает! «Человек в футляре...» представил публике и новый актёрский лик Александра Семчева. Такого непосредственного и по-детски доверчивого персонажа в его фильмографии ещё не было.

Музыкальное сопровождение картины заслуживает отдельного упоминания: «La donna e mobile» («Сердце красавиц склонно к измене») Верди, ария Фигаро, романс Сарасате, а параллельно с проверенной временем классикой - оригинальный саундтрек от петербургской группы «Scheidenbach», чей акустический звукоряд задаёт ритм и настроение происходящему на экране. Извлекаемый из редких инструментов, он до невероятия созвучен эмоциям людей: то робко грустит, то замирает от удивления, а то и вовсе раскрепощается, впадая в залихватский пляс с соловейно-разбойничьими переливами. Музыка снаружи выступает как бы подводкой к размышлениям о музыке внутри, о понимании её, служении ей, о её месте в иерархии общечеловеческих ценностей. «Ария московского гостя» про шелковые ленты, исполняемая, в отличие от Алисы Гребенщиковой, самим Семчевым, и его непрофессиональные, но искренние колоратуры наглядно убеждают уже не Арбузова, а зрителей в том, что вопросы, как и о чём петь, уступают в важности другому вопросу - зачем? Зачем, если это не принесёт счастья твоему ребёнку (пусть он и абстрактен пока, как шкура неубитого медведя)?

В нелепо-волшебный уют от Элины Суни, распустившей фрак XIX века, а затем сотворившей бомбер - ультрамодный, современного кроя, но из чеховской ниточки, с надписью поперёк груди: «Берегите в себе человека!» - тянет вернуться сразу после просмотра киноленты. Думается, потому, что она сняла «Человека в футляре...» так, как мечтал бы писать свои стихи Шарль С Патриков:

Хочу, чтобы в них было тепло,
чтобы они спрашивали, а не отвечали,
рассказывали, а не учили,
чувствовали, а не думали,
чтобы мосты в них никогда не догорали дотла,
а те же самые грабли били не больно,
чтобы жаждущие в них всегда дожидались,
а верящие продолжали верить несмотря ни на что,
чтобы будущее в них соединялось с прошлым пешеходной радугой,
а в реки можно было входить неоднократно,
чтобы они пахли морем, сиренью и надеждой,
чтобы осенью из них не улетали на юг птицы,
чтобы к ним хотелось возвращаться...

Ttannarg