Трейлер (Youtube)

Трейлер (Кинопоиск)

• Семья Сергея Донатовича в полной мере участвовала в процессе художественной разработки фильма.
• Все содержание кадра: реквизит, обстановка, костюмы, свет, - подлинные вещи родом из 70-х.

Награды и номинации:

Берлинский кинофестиваль, 2018 год
Победитель (2):
Серебряный Медведь за выдающиеся художественные достижения ( Елена Окопная )
Приз газеты Berliner Morgenpost
Номинации (1):
Золотой Медведь

В ожидании Годо

Я бы конечно могла просто написать в рецензии, что «Довлатов» это изысканный десерт для гурманов с начинкой из «Июльского дождя» Хуциева, оболочкой из «Хрусталев, машину!» Германа старшего, завернутая в красивую обертку из недавнего сериала «Таинственная страсть» с тем же Бесчастных в роли Бродского. Но я лучше напишу, что новый фильм Германа-мл. это интерпретация великой пьесы Сэмюэля Беккета применительно к изучению любимого объекта творчества обоих Германов в зоне заповедника их естественного обитания, логичное завершение удивительно глубокого и практически послойного препарирования образа мира и образа жизни интеллигенции давно ушедшей, но такой прекрасной эпохи. Впрочем для Германа все персонажи «Довлатова» - вневременной, собирательный психотип совершенно инфантильной, обломовской советской (русской, российской, советско-еврейской) интеллигенции, которая в тумане богемных Питерских тусовок ранне-брежневского периода с упоением рассуждает о различиях литературных подходов Стейнбека, Фолкнера и Гюнтера Грасса, перспективах абстрактного экспрессионизма Джексона Поллока, цитирует Кафку, Сартра и Камю, пытается осмыслить символизм «Крика» Эдварда Мунка, но при этом совершенно не способна на любое осознанное, волевое действие.

Герман строит этот мощнейший постулат на десятках совершенно упоительных и предельно точных метафор. Весь фильм условный Довлатов ищет куклу для своей дочки, спрашивая у своих друзей, где ее можно купить и не получая от них ни одного вменяемого ответа, так и не решается просто зайти в любой районный «Детский мир» Ленинграда, заваленный в то время этими куклами. Рабочий метростроевец Кузнецов, решивший стать поэтом, рассказывает Довлатову, что недавно он зашел в подсобку и увидел, что невесту «поэта» активно «шемякает» какой-то примитивный работяга, при этом сам он может только стоять и наблюдать со стороны за процессом этого самого «шемяканья». Неудавшийся художник Давид, волею судеб ставший фарцовщиком, горестно рассуждает, что мог бы писать картины не хуже Поллока, но при этом даже не берет в руки кисть. Апофеозом этого беккетовского абсурда выступает истошный крик главного редактора журнала, словно обращенного ко всей русской интеллигенции: «Ну сделайте, сделайте, хоть что-нибудь!!!» в сцене самоубийства одного из непубликуемых писателей или менее громкий, но такой изящный ответ Довлатова Кузнецову - «может пора начать уже и самому «шемякать». Увы, понимание далеко не всегда переходит в действие и лучшие художники, писатели, поэты, скульпторы страны так и не начнут «шемякать» и будут ждать в «Довлатове», вслед за героями Беккета, некоего внешнего Годо, который однажды придет и скажет им - что надо делать и как жить, писать им или не писать, публиковать или не публиковать, вместо того, чтобы искать этого Годо внутри самих себя. Лишь небольшая искра прозрения появится у Довлатова в самом конце фильма, когда он под вкрадчивые звуки джаза, после гениально воссозданной Германом сцены его прощания с Бродским, впервые начнет ощущать голос не внешнего, а своего внутреннего стержня.

Виртуозно поставив в «Довлатове» совсем не утешительный диагноз интеллигенции и сам же выписав ей лекарство, во второй половине фильма Герман, продолжает разбираться в глубинных психологических основах творчества. Брежневская эпоха развитого социализма отличалась тем, что жители СССР могли существовать в рамках системы определенной безопасности, достатка и даже некоторой духовной свободы. Мы видим в одном из снов Довлатова - с какой теплотой воспринимает он образ «дорогого» Леонида Ильича, искренне жалуясь ему на свою тяжелую писательскую долю. Действительно, ни Бродский, ни Довлатов никогда не были диссидентами и противниками советской системы. Они просто не принимали никакие внешние догмы за абсолютную данность, без их собственного субъективного осмысления. Диссидентами их сделала власть, не давая возможности реализовывать себя в творчестве и, тем самым, вынуждая к иммиграции. Оставляя в стороне любые политические спекуляции, режиссер весьма искусными штрихами показывает в нескольких важных эпизодах, что истинный творец, не имея возможности выразить себя в романе, стихах, картине, скульптуре, песне начинает испытывать такую глубокую душевную боль, что неизбежно уничтожает сначала себя, а потом и всех вокруг себя, потому что любая человеческая потребность, не найдя адекватной реализации, бумерангом возвращается к своему хозяину, нанося ему непоправимый урон. Испытывая боль от собственной творческой нереализованности даже Моцарт может быстро переродиться в Сольери, о чем Довлатов задумчиво рассуждает в диалоге со своим другом Давидом. Эта душевная боль в фильме, словно застывшая в глазах Довлатова и Бродского, сравнима с открытой раной, любое воздействие на которую вызывает еще большую боль, даже когда в эту рану так завлекательно смотрит симпатичная девушка, намекающая на мимолетный секс или философски настроенный главный уролог Ленинграда, гарантирующий удивительные ощущения от ректального изучения простаты.

Несмотря на то, что фильм называется «Довлатов», его также можно было назвать и «Бродский», образ которого абсолютен в исполнении Бесчастного. И дело, конечно, не в удивительном внешнем сходстве актера с реальным Бродским. Просто Бродский воспринимается в фильме настолько близким, живым и объемным, что создается полное ощущение, что сейчас он скажет именно тебе ту самую свою самую знаменитую фразу с первого судебного процесса, когда в ответ на вопрос судьи - «а кто признал вас поэтом?», ответит в стиле Джордано Бруно - «а кто признал меня человеком?». Когда так рано из жизни ушли Дворжецкий, Даль, Кайдановкий, казалось, что никогда уже в нашей стране не появится актер сопоставимого с ними амплуа и силы актерского дарования, который так же может держать паузу, так молчать в кадре, так играть глазами, скулами, губами. И вот этот Актер появился. Настоящий Актер, сыгравший в сцене прощания с Довлатовым, со своей судьбой и со своей страной так, что люди, сидевшие в зале плакали, не стесняясь своих слез, потому что все они в этот момент были там, в том самом Ленинграде, в тот самый пронзительно-туманный день 6 ноября 1971 года.

«Довлатов» совершенно заслуженно не получил главных призов «Берлинале» в 2018 году. Не получил их не потому, что был хуже своих конкурентов, а потому что был на порядок выше, сильнее, точнее, глубже их. Западные критики, исходя из описания фильма, уже потирали руки ожидая увидеть в нем очередную порцию помоев и мерзейшей «звягинщины» и были очень разочарованы обнаружив столь совершенный и пронзительно тонкий этюд, до уровня которого им никогда не подняться. И это, на самом деле, лучшая оценка фильма. Такого простого внешне и такого трогательного внутренне русского фильма, после окончания которого ни один из зрителей не мог сдвинуться с места, еще долго молча сидя в темном, полупустом зале. Зато, когда они стали выходить из кинотеатра их стало ровно в три раза больше, потому что справа от каждого из них стоял живой Довлатов, а слева такой же живой Бродский.

Striking Queen

Ретро в нашем кино и на телевидении давно и прочно вошло в моду. Однако «Довлатова» я именно ретро фильмом не назову - все-таки жанр требует какого-то доброго и теплого чувства по отношению к изображаемому времени, как в сериале «Отличница» или схожей по идее «Таинственной страсти». А «Довлатов» описывает начало семидесятых холодно и мрачно, так, что никакого желания туда попасть не возникает.

Сюжет как таковой в фильме практически отсутствует. Главный герой - Сергей Довлатов - мыкается со статьей про спуск на воду корабля, названного в честь безвестного, но явно более успешного, чем он, литератора, пытается пристроить свою настоящую прозу в очередной журнал, и бродит по вечеринкам своих товарищей по несчастью - не публикуемых, не выставляемых и так далее. Самый яркий момент связан с противоречивой фигурой фарцовщика Давида в исполнении Данилы Козловского, но он по своему накалу выглядит как что-то вставное и чужеродное в ровном повествовании фильма.

Тем не менее смотреть «Довлатова» оказалось интересно. Просто нужно приспособиться к его тягучему, меланхоличному тону, к его особенной интонации, лишенной всякого пафоса, который обычно присущ биографическим картинам. Тогда можно будет порадоваться тому, как просто и в то же время сильно подана основная идея фильма, или тому, как прекрасно воссозданы жизнь и быт советского Ленинграда.

Или, кстати, прекрасным актерским ролям. Тот же Артур Бесчастный, отточив своего Бродского в «Таинственной страсти» по Аксенову, очень хорош в роли Бродского здесь, в «Довлатове». Титульный герой великолепен - есть в нем что-то по-довлатовски потерянное, горько-ироничное и настоящее. Даже сложно поверить в то, что Герман-младший решился взять на эту роль иностранца. Как и на роль трогательной второй жены Довлатова, брак с которой как раз тогда мучительно распадался, - ее сыграла Хелена Суецка из Польши.

В общем и целом, «Довлатов» вполне может претендовать на звание самого понятного и удачного из артхаусных фильмов за целый год, а то и больше. Да, это глубоко авторское высказывание, как не раз отметили профессиональные критики. Но это не значит, что фильм скучный или понятный только автору и его друзьям.

katya_hz