Бедствующая Клара обивает пороги в поисках работы, отчаявшись, что ей действительно повезёт. Белой конкурентке чернокожая соперница — лишь повод для желчного ехидства, а приставшая с расспросами хозяйка начала быстро терять к ней интерес, но внезапный приступ боли дал работнице шанс, которым она и воспользовалась, пройдя мгновенный тест на доверие, открывший ей двери дома одинокой женщины, ожидавшей скорого материнства и новоселья в детской комнате, которую она готовила для желанного ребёнка.

Обрадованная удачей, Клара не перестаёт тревожиться, наблюдая за энергичной и раскрепощённой Аной, пристальным взглядом замечая в ней быструю смену настроений от бурной радости до патологической грусти, пугаясь её ночных хождений, подтверждающих жутковатые подсказки лунного календаря, делающие работницу заложницей страха и рабой сочувствия, которое она испытывает к хозяйке, слово за слово, всё больше посвящающей подругу в подробности своего недавнего прошлого.

Естественные догадки не обманывают ожиданий, но дорожка к саспенсу пролегает через раздражительно частые диалоги и пространные объяснения, направленные на сближение одиноких сердец, встретившись, упивающихся страстью и волей свободно распоряжаться взаимным доверием, в котором не известно чего больше: страха, любопытства, сострадания или любви.

Из рассказа хозяйки о случайном романе исходит определение человека, как носителя двух шкур, обозначая дуализм природы и личности, беспокоящий сценаристов этой картины, как тот глухонемой, знаками объясняющих статусные различия и противоречия, делящие племя на нелюдей и людей, приветливых и ненавистных, посвящая этому вторую часть этого отнюдь не выдающегося, по части хоррора, фильма, отданного критике общественной нравственности — делу благому, но сложному в изложении, лакомо привлекательному для исследователей, готовых препарировать экспериментальные жанрово-стилистические комбинации символов, оставляя не у дел любителей незамутнённых зрелищ.

gordy