Трейлер (YouTube)

Трейлер (Кинопоиск)

"Магазин на площади" (Obchod na korze, 1965) Яна Кадара и Эльмара Клоса, шедевр того, что обычно называют кинематографом Пражской весны, но стоящий особняком от фильмов Милоша Формана и других лириков-шестидесятников. Снятый в Словакии "Магазин" жестче, гораздо абсурднее и безнадежнее в переплетении смешного и ужасного, чем современные ему чешские фильмы на тему второй мировой войны. В 1939 году нацисты оккупировали Словакию, но не превратили ее в бесправный "протекторат", как Чехию, а даровали как бы независимость, своих собственных палачей и право посылать своих солдат на Восточный фронт. Фильм Кадара и Клоса - рефлексия на тему "маленького человека", отдельно взятого обывателя, неплохого парня, никому до поры до времени не причинившего зла, внезапно получившего как снег на голову дар судьбы, расплачиваться за который придется чужой и собственной кровью.

Награды и номинации:

Оскар, 1967 год
Номинации (1):
Лучшая женская роль (Ида Каминска)

Золотой глобус, 1967 год
Номинации (1):
Лучшая женская роль (драма) (Ида Каминска)

Оскар, 1966 год
Победитель (1):
Лучший фильм на иностранном языке - «Чехословакия»

Каннский кинофестиваль, 1965 год
Победитель (1):
Особое упоминание
Номинации (1):
Золотая пальмовая ветвь

1942 год. Чехия не устоявшая под тяжелой пяты нацизма, захлестнувшую Европу живет по законам рейха. Во всю идет процесс «ариезации». Еврейский бизнес переходит к арийцам, а сами евреи ожидают еще более ужасных событий. Сами же Чехи либо не задумываются о переменах, считая, что Гитлер таким образом даровал почти независимость их стране, либо полностью поддерживают новые порядки и лишь немногие понимают, какой ужас творится вокруг.

Антонин Бртко, простой житель, бывший столяр, не особо разбирается, что творится вокруг, да и ему это и не нужно, потому как своих забот хватает - надо денег заработать, семью прокормить, да и что бы сварливая жена успокоилась. Но несмотря на сою наивность, Тоно не ждет ни от кого подачек иначе бы давно пошел к своему свояку, который главный в городке. Но все же Тоно назначен «ариезатором» в галантерейный магазин на площади, где уже 40 лет продает пуговицы старая вдова Розали Лаутманн. Розалии уже очень стара, глуха и слеповата и не понимает, что творится вокруг. Поддавшись на уговоры знакомого, который помогает евреям, Тоно не рассказывает Розалии, что творится, помогает ей управляться в магазине, получая «пособие» в еврейской общине. Вскоре Бртко привязывается к старушке Розалии, но перемены грядущие вокруг не умолимы и вскоре настает день когда Тоно надо сделать сложный выбор...

«Магазин на площади» один из тех европейских шедевров, о которых сейчас мало кто помнит, так молодежь такое не смотрит, а другие «ценители» кино знают лишь о фильмах старше 1980 года выпуска, после этой рамки идет никому не нужное «старье».

Честно говоря Чехословацкое кино 60-х приятно меня удивило. До этого фильма я смотрел замечательный «Поезда под пристальным наблюдением» и вот наконец-то познакомился с «Магазином на площади». Фильм очень трагический, не смотря на то, что порой проникнут иронией и юмором. Фильм показывающий не только трагедию еврейского народа, как глобальное явление определенного промежутка истории, но и трагедию отдельно взятого человека, которому не хватило решимости принять, возможно главное решение в своей жизни и который сдался обстоятельствам. Один критик написал о фильме - «Фильм Кадара и Клоса - рефлексия на тему «маленького человека», отдельно взятого обывателя, неплохого парня, никому до поры до времени не причинившего зла, внезапно получившего как снег на голову дар судьбы, расплачиваться за который придется чужой и собственной кровью» - эти слова раскрывают полностью суть фильма.

Такой фильм просто не мог быть незамеченным критиками и кинопрофессионалами и фильм по праву получил премию «Оскар» за лучший не англоязычный фильм года в 1966 году, а спустя год замечательная актерская работа Иды Камински была номинирована за лучшую женскую роль (в то время правила киноакадемии позволяли такие случаи).

9 из 10

oscar75

Пить и ужасаться

- Послушайте, пани Лаутманн, я вам так скажу. Вы ведь еврейка, да? А я - ариец. Еврейские магазины закрывают, таков указ. Теперь будут только арийские магазины. Это и есть ариезация, понимаете?
- Не понимаю.

Когда нацисты и их приспешники сжигали евреев в газовых камерах, на площади играл оркестр. Это должно было успокоить людей и убедить их, что там, где звучит музыка, не может быть ничего плохого. Евреи шли в газовые печи как в душевые кабины и даже не догадывались, что их на самом деле ждет.

Чехословацкий фильм 1965 года «Магазин на площади» не показывает сцен массовых истреблений иудейского народа, концентрируя внимание на событиях, которые предшествовали этому. Казалось бы, ничто не нарушает тихую и безоблачную жизнь провинциального словацкого городка: люди спокойно прохаживаются широкими улицами, ища взглядом пищи для заинтересованности, беспечно разговаривая друг с другом, приветливо улыбаясь при встрече знакомых в толпе или ссорясь на базарах о цене картофеля. Покой и уют соломенных жилищ аистов на крышах невысоких домиков только время от времени тревожит грохот дребезжащего состава, перевозящего тяжелую военную технику, да еще стуки молотков, доносящиеся с центральной площади, где вот уже несколько недель сооружают деревянную «Вавилонскую башню» - символ новой власти и порядка. Война длится уже три года, но рядовые словаки озабочены больше хлебом насущным, нежели затоплением английских (германских, французских?) кораблей на Западном фронте.

Несмотря на кажущееся спокойствие, воздух в городке довольно напряженный. Первая Словацкая Республика, просуществовавшая 6 лет (1939-1945 гг.), сотрудничала с национал-социалистической Германией, которой, собственно, была обязана своей независимостью от Чехии. Диктатура Йозефа Тисо, воцарившаяся с начала войны, провозглашала Гитлера богом во плоти. Местная коллаборационистская власть насаждала идеи вождизма и расовой нетерпимости к евреям и циганам. А в один прекрасный день в городе появились слухи о прибытии на железнодорожную станцию пустого скотовоза, догадки о предназначении которого вызывали дрожь и сухость во рту... В конце концов, всем представителям еврейской общины сказали собирать свои вещи для добровольно-принудительной «экскурсии» в неведомом направлении. Никто ничего не понимает, но ясно одно: прежний уклад жизни нарушился, и впереди - пугающая неизвестность. Голенастые аисты уже не чувствуют себя уютно в гнездах на старых дымоходах; парикмахер Катц поглаживает гребешок и мимолетом подсчитывает, сколько тонн волос отстриг и отбрил он за 40 лет в этой парикмахерской; в это трудно поверить, но галантерейная лавка старухи Лаутманн впервые открылась в шаббат.

Сама старуха - глухая, как тетерев - живет прошлым и вряд ли понимает, что весь мир охвачен самой кровопролитной в истории войной. Когда в ее магазин приходит «гуманнейший ариезатор» Тоно Бртко и застенчиво пытается ей объяснить, что все эти пуговицы и лавка с видом на площадь - уже не ее собственность, вдова Лаутманн решает, что он шутит, и назначает Тоно своим помощником. Бртко вынужден смириться с этой ролью, поскольку, по совету своего друга - «белого еврея» Кухара, магазин, подаренный ему свояком - коллаборационистом, находится в упадке и не принесет много прибыли, в случае же, если Тоно будет присматривать за старой жидовкой, еврейская община выделит ему приличное жалованье. Это даже радует молодого еще словака, так как по своей доброте он не смог бы надругаться над Розалией, а дома ждет падкая на деньги жена.

Непонимание Розалией Лаутманн происходящих событий скорее символическое, чем буквальное. То же касается ее глухоты и подслеповатости. Так, при первой встрече с Тоно еврейка свободно разговаривает с ним, слыша практически все, что он говорит ей вполголоса. Когда же речь заходит об ариезации или погромах, старуха отвечает невпопад, комически искажая высказывания своего «помощника». Еще одна деталь: когда Тоно предлагает Розалии ознакомиться с содержанием документа о передачи ее лавки в его собственность в связи с указом местного правительства, вдова посылается на то, что не сможет этого сделать, поскольку плохо видит; в последующих же эпизодах Лаутманн с благоговением перечитывает Талмуд. Старая вдова словно нарочно желает не видеть и не слышать ничего о войне, ариезации и еврейских погромах, ее застывшее мировосприятие отказывается верить в такие абсурдные и не соотносимые со здравым смыслом вещи. Удел же тех, кто понимает происходящее, - ужасаться и пить, пить и ужасаться.

Кинолента Яна Кадара и Эльмара Клоса сплошь пропитана символикой и аллегориями. Густые, сконденсированные кадры и реплики персонажей постоянно несут идейную нагрузку и определенный подтекст. Так, сцена безумного застолья в бедняцком доме Бртко является как бы аллегорией тотальной эйфории гитлеровского Вермахта (эту мысль подтверждает эпизод, когда Тоно копирует Гитлера), указ о необходимости регистрации городских собак коррелирует с указом, согласно которому все иудеи должны носить на одежде клеймо - шестиконечную звезду, и совпадает по времени с раздачей евреям повесток (здесь вспомним целановское «В доме живет человек... он свистом зовет своих псов / он свистом сзывает евреев чтобы рыли могилу в земле»), а когда душа Тоно страдает и мечется между выбором - выдать еврейку для депортации или спрятать ее, - в какой-то миг страх перед наказанием за укрывательство преодолевает взятую на себя моральную обязанность защищать старуху, и Бртко превращается на настоящего фашиста, в стане аффекта гоня еврейку из угла в угол и выкрикивая: «Ты должна идти! Марш! Марш!». «В основе любого зла лежит страх», - замечает Розалия в мистическом сне главного героя, и с этим трудно не согласиться.

Финальный поступок Тоно на первый взгляд непонятен и вызывает недоумение. Антиципация с заплутавшейся веревкой была еще в середине картины, но заплутавшегося в своих страхах и тревогах Бртко, даже после потрясения в магазине на площади, сложно обвинить в суицидальных настроениях. Поступок словака обретает мотивацию, если вспомнить, что в последние минуты фильма он был уже не простодушным добряком Тоно, а живым воплощением тоталитарного зла и несправедливости. «Я уже ничего не понимаю. - говорит как-то парикмахер Катц. - Но я убежден: там, где по закону наказывают невинных, там всему конец... Даже тем, кто пишет эти законы».

9 из 10

Mylash