Трейлер [Youtube]

«Мэри и Макс» (Mary and Max) - пластилиновый анимационный фильм независимого австралийского аниматора Адама Эллиота , трагикомедия. Фильм впервые показан на открытии кинофестиваля Sundance в 2009 году. В июне 2009 года фильм получил награду от Международного анимационного фестиваля в Анси, Франция.

• Рядом с надгробной плитой на могиле соседки Макса Айви находится надгробие с высеченным на нём именем режиссёра Адама Эллиота.
• В сцене, когда Макс пишет своё последнее письмо Мэри, в один из моментов его соседом является человек, убивший всех своих друзей (см. эпизод, когда Макс рассказывает о своей работе).
• В фильме присутствует анахронизм: до 1993 года Синдром Аспергера назывался высокофункциональным аутизмом, однако Максу диагноз "Синдром Аспергера" был поставлен ещё в восьмидесятых годах.
• В списке любимых слов Макса, на третьем месте стоит слово Владивосток.
• Занимает 170-е место в списке 250 лучших фильмов по версии IMDb

Фильм основан на реальных событиях.

Маленькая Мэри Динкл живет в Австралии вместе со своими эксцентричными родителями. Ее, как и любого ребенка, мучает множество самых разных вопросов, на которые никто из ее родных ответить не может. И тогда она пишет письмо незнакомому 44-летнему американцу - Максу Хоровицу. Его адрес Мэри отыскала в огромном справочнике на почте. К радости девочки, ответное письмо не заставляет себя ждать. Так между героями завязывается дружба, которая на протяжении многих лет будет для них поддержкой и утешением.

© Fast-Torrent.ru

«Любовь - это не Кубик Рубика»* «Мэри и Макс» Адама Эллиота

*«А жизнь - это не коробка шоколадных конфет» - важное примечание рецензента

Отчужденность, одиночество, алкоголизм, проблемы лишнего веса и коммуникации - со времен первого просмотра «Пластилиновой вороны», мы, кажется, не сговариваясь, а, просто повинуясь естественному ходу вещей, решили дружно не прислушаться к совету «Не стойте и не прыгайте, не пойте, не пляшите там, где идёт строительство или подвешен груз». Повзрослели, подурнели, не стали мудрей, так и не разобрались в жизни, приобрели кучу не самых полезных привычек и еще больше разочаровались в себе и собственной, непластилиновой Вселенной. Детская завороженность миром (это если принять что таковая имела место) сменилась интернет-аутизмом и тупым просаживанием времени-здоровья за кофе/сигаретами/фаст-фудом/шерри-бренди/ телевизором (нужное подчеркнуть). То есть груз оказался подвешен как надо, чтобы задавить, а режиссер Адам Эллиот, кстати, обладатель Оскара за короткометражку «Харви Крампет», в своем деле, толк знает.

Вообще, получилось какое то неприкрытое нахальство, за которое, голливудские киноделы, наверное, если могли бы подали на Эллиота в суд. Голливудские киноделы, они же как - пытаются найти идеальный рецепт успеха, с педантичностью столетнего бюрократа следуют всем юзанным-переюзанным законам и штампам, собирают кино как конструктор Лего из готовых деталек, подгоняют, затачивают, бизнес-планы составляют, разрабатывают стратегии, чтобы охватить максимальную часть target group, приглашают медийных звезд, тратят миллионы на лощеную, совершенную графику. Но тут появляется некий австралийский самородок, из обычного пластилина сваявший нечто, совершенно неполиткоректное, неправильное, не попадающее ни в одну существующую парадигму и на раз уделывающее все это «творчество», творческого в котором не больше чем в процессе работы главного героя на фабрике по производству презервативов.

По жанру, история, длившейся с 70 по 90-е годы, переписки страдающего синдромом Аспергера, обрюзгшего, ньюркского еврея и закомплексованной, австралийской девочки с родимым пятном на лбу - это типичная американская сага, вроде какого-нибудь всеми любимого «Фореста Гампа». Но это только по жанру.... Потому что, по сути, экранизация писем все-таки штука оригинальная и пока еще незатертая, а по духу «Мэри и Макс» - это самое неголливудское и неамериканское произведение, которое только можно было создать. «Я никогда не мог понять, почему честность неподходящее качество. Может быть, поэтому у меня нет друзей...» - говорит главный герой, а Элиот, как бы соглашаясь с ним в неподходящести вранья, даже не пытается быть располагающим к себе, дабы заработать себе друзей по ту сторону экрана и, как серийный убийца перечикав добрую половину персонажей вместе с надеждами на хеппи-энд, честно рубит свою пластилиновую правду.

Можно сколько угодно верить в то, что из окружающего хаоса рано или поздно вылепится гармония и бытие ни разу абсурдно, а осмысленно, и просто надо как к головоломке найти к нему свой ключик. Можно верить, что раз уж расстояние между Нью-Йорком и Мельбурном в наше время легко преодолимо, то прогресс существует, и мы все движемся вперед, к какому то там светлому будущему. Можно верить, но каждый прожитый день замечать, что окружающая реальность становится все более серой и тусклой, мир только скукоживается, по нему обреченно ходят толпы таких же селф-мейд-мэнов и золушек и так же удивляются, почему новый мир не предстал за очередным поворотом. Можно научиться отвечать на колкие замечания, защищать блестящие диссертации, сражаться с не идеальностью собственной внешности, но нужно быть готовым к тому, что история закончится не так как в сказке, а например, тем, что прекрасный принц предпочтет вовсе не улучшенную тебя, а, по законам абсурдного мира - «друга из Новой Зеландии». Ты просто очнешься одним не самым добрым утром и увидишь в зеркале точную копию своих родителей. Девачковые мечты о простом счастье и усатом шотландском женихе с чайной коробки не сбываются, увы, а гадкие утята так и не превращаются в прекрасных лебедей. Как там говорилось в другом фильме? «Мы все росли перед теликом и верили, что однажды станем миллионерами, киногероями и рок-звездами... Но мы не станем ими никогда».

Друзья заменяются купленной в зоомагазине аквариумной рыбкой с порядковым номером, духовник - личным психоаналитиком, равнодушно выдающим банальности, дело - карьерой, настоящая жизнь - суррогатами в виде бесполезного хобби, призванного отвлечь маленького человека от всего этого «звездного ужаса» - вот и весь прогресс. В отличие от «Фореста Гампа» самым большим достижением безногого инвалида останется просто выход за пределы своей скорлупы. Мир вроде бы и, правда стал более единым и понятным, но люди все более разобщены и не поняты друг другом. Пошлая вариация идеи сверхчеловека в виде американ дрим как то не особенно греет в холодном мире «цвета детской неожиданности» - выигрыш в лотерею, символический «первый миллион», уровень IQ, популярность, идеальная внешность, да ничегошеньки это все не стоит.

Но к счастью, авторы фильма не идиоты и, извиняюсь за повтор, понимают счастье иначе, чем американские продюсеры. Рассказанная умными кадрами, серо-коричневым неидеально глянцевым визуальным рядом и голосами Ф. С. Хоффмана и Тони Коллетт, история Мэри и Макса ой как далека от голливудской слезовыжималки. От этой скорбной участи ее спасает светлый, черный юмор и как это не банально, доброта вкупе с милым месседжем «Родственников дает нам Бог, но, слава богу, друзей мы выбираем сами». Да, им не суждено было стать звездами, благодарить со сцены маму, папу и Господа Бога за Нобелевку или Оскар или создать корпорацию с фруктово-овощным названием. Только надо ли? Слезы в бутылочке, корявые рисунки, шоколадки, банки сгущенки, альтернативные версии по счет того, откуда берутся дети и пронзительные исповеди двух, так и не встретившихся, людей, летающие между двумя континентами - если этого мало, чтобы согреться и «улыбнутся головой», то добро пожаловать на голливудское кино. Если считаете, что эти мелочи, из которых состоит жизнь, достаточный повод для такой улыбки - смотрите «Мэри и Макса»

Movie addict

Удетероны. Между черным и коричневым

Их миры лежат в разных плоскостях, на разных континентах, в разных возрастных поясах, в разных цветовых гаммах. Ей достались все оттенки коричневого, в Его городе балом правит ночь. И лишь случайные вкрапления красного, словно отпечаток губной помады с воздушного поцелуя, по детски наивного и непосредственного, оставленного, будто бы невзначай, Ею для Него, как-то оживляют эти застывшие городские пейзажи. Эти города, кажется, стали чужими не только для иностранцев, но и для коренных обитателей. Всего лишь фон, театральные подмостки, на которых разыгрываются драмы человеческих жизней. Актеры здесь - людские души, закованные в невзрачную обертку пластилиновых тел, но этот панцирь хрупок, как детские представления о мире. Вы вправду хотите знать, сколько эмоций содержится между двумя цветовыми оттенками? Вы в правду хотите знать об их судьбе? Вы в правду хотите знать о том, что...

Что ты делал, Макс, в то время как Мэри становилась такой взрослой? Что делал? Стряпал шоколадные хот-доги, играл в лотерею, хоронил золотую рыбку, пытался понять людей. Ведь понять людей так тяжело, особенно тебе. Менял одну работу на другую, определял три главные цели в жизни, печатал на машинке письма. Письма эти стали для тебя пыткой. И в то же время они пропитались такой надеждой на дружбу и чувства, о которых тебе было известно только из детской телепередачи. Пытался найти себя в этом большом мире. Давал советы, пытался похудеть, прощался с воображаемым другом. В последнее время он был не слишком разговорчив. Все сидел в углу и читал, а потом просто встал и ушел, помахав на прощанье рукой. Конечно, он тут не причем, дело в тебе, это понятно. Но в чем именно дело? Ты стал старше и больше в нем не нуждался, или разбогател и смог забить свою жизнь ворохом ненужных теперь вещей, или твоя болезнь достигла до той точки, после которой сбегают даже воображаемые друзья? От этой болезни тебя тщетно пытался излечить твой психоаналитик, от этой болезни тебя пыталась спасти Она своими письмами. А ты... ты медленно сходил с ума и все-таки, пусть и боялся признаться самому себе, ждал ее приезда.

Что ты делала, Мэри, в то время как Макс медленно сходил с ума? Что делала? Ходила с матерью по магазинам, мастерила забавных зверушек, писала письма в пустоту. Ведь это был счастливый набор случайностей. Адрес мог уже никому не принадлежать, Он мог не ответить, ты могла не получить письмо. Какой бы стала твоя жизнь тогда? Скорее всего, превратилась бы в череду одноразовых дней без надежд и целей. Становилась старше, воевала с мальчишками, пыталась понять мир. Этот мир так не похож на те картины, которые рисовало твое детское воображение. В каких-то деталях он оказался проще и значительно скучнее, а где-то наоборот все устроено куда как более сложно и запутанно. Пыталась найти себя в этом большом мире. Давала советы, хоронила родителей, прощалась с мужем. В последнее время он все больше отдалялся от тебя. Все писал какому-то далекому другу, а потом просто уехал, оставив на прощание записку. Конечно, он тут не причем, дело в тебе, это понятно. Но в чем именно дело? Ты стала старше и смирилась со своим одиночеством, или получила признание в ученом мире и смогла забить свою жизнь ворохом бесполезных для тебя исследований, или твоя депрессия достигла той точки, после которой сбегают даже люди, обещавшие «хранить и в горе и радости»? От этой депрессии ты тщетно пыталась излечиться алкоголем, от этой депрессии тебя спасал Он своими письмами. А ты... ты совершала глупости и ждала, ждала его строчек.

Вам нельзя идти вместе, возможно лишь грустить о прошлом и грезить будущим. Ваши миры, будто два трамвая, что мчатся навстречу друг другу, но всегда параллельными путями. И все, что позволено - это заглянуть в окно проносящегося мимо состава, чтобы лишь на мгновение увидеть и сохранить в уголке сердца родное лицо самого близкого человека, словно скупую фотографию, вложенную в конверт довеском к мыслям.

Вы в правду хотите знать, в какие цвета окрашен финал? В них нет ни черного, ни коричневого, ни красного. Это белый прозрачный цвет осеннего утра, пронизанный нотками спокойствия. Пронзительно чистый, лишенный всего надуманного и лишнего. Если хотите, можете окрасить его в золотистые тона счастья или же наоборот наделить сероватой горечью грусти. Но лучше его оставить таким, какой он есть - прозрачным и спокойным. Лучше просто сказать: «Прощайте Мэри и Макс. Ваши письма сделали этот мир чуточку лучше».

10 из 10

Snark_X