Где тонко, там и рвётся. А ткань реальности так истончилась, что чтица, фрейлина царского двора, без труда проткнёт её буратиньим носом, свёрнутым из старой нечитаной газеты. И мы тут же, в одну монтажную склейку, перенесёмся из декадентского XIX века, где бомбисты взрывают великих княгинь, в древнерусское кватроченто (которого никогда не было) — из посюстороннего мира княжеского дворца в чащу сказочного леса, где братья грибы ограбили мертвеца и сказочно (как же иначе?) разбогатели. Тот царевич был убит: то ли расстрелян из лука, то ли зарублен — то ли собственным мечом, то ли разбойничьим, а может, умер от горя. Его царевна не то была изнасилована, не то сама отдалась, не то утопилась, не то вознеслась. А единственный свидетель — мишка косолапый, но он никому ничего не скажет. 

Эта сказка сказок — «Мешок без дна», долгожданный фильм Рустама Хамдамова, и это какое-то невиданное, небывалой красоты кино, то самое, из золотого века, великое чёрно-белое, где лица актрис сияют, как жемчуг (как сияли у Гарбо, Дитрих, Орловой), актёры актёрствуют, не говорят бытовыми голосами, а свет и тень ведут такую эффектную игру, будто холст экрана — сплошь смарагды да яхонты.

Вслед за Эйзенштейном (детская коляска на одесской лестнице) Хамдамов понимает кино как монтаж эффектных аттракционов, и по части создания незабываемых поэтических (иногда — сюрреалистических) образов и сложных кинометафор ему, кажется, нет равных.

Никто никогда не снимал так лес. У Хамдамова он ошеломляющий — как всё здесь, чёрный, солнечный, будто с гравюр Шишкина — мшистая разлапистая чащоба, пронизанная светом и сквозистой тенью, колеблемая семью ветрами, таинственная, почти не страшная. А великокняжеский дворец весь рассыпается хрусталём; взгляд камеры блуждает по его закоулкам, любуется обветшалой красотой перегруженных убранством комнат, газовыми лампами, сиротливо нерасчехлённой мебелью и затянутыми в корсеты силуэтами прислуги. Последний раз нечто подобное мы видели не то в прошлом году в Мариенбаде, не то на бульваре Сансет. И никто никогда не снимал так секс: долгая, мучительно красивая сцена любви ближе к концу фильма, кажется, цитирует из «Золотого века» Бунюэля, и, увидев однажды, забыть её нельзя.

Как и сияющий лик принчипессы сверхкрупным планом; парящие над полем, вполнеба, точно НЛО, чёрные воздушные шары раскаяния; царевича, умершего смертью Святого Себастьяна с ренессансных картин; дрейфующую в чёрном озере голову разбойника с краденым мечом на челе; то самое шишкинское утро в сосновом лесу; или, например, царевну-лебедь, воспарившую в лодке без дна. И ещё множество трюков со звуком, операторских находок, сложнейшую повествовательную технику — не счесть алмазов хамдамовской фантазии. Этот фильм-стиль — бегство от реальности в выдуманный автором мир, в миф о прекрасном прошлом, чтобы там любоваться останками божественной красоты. 

На пресс-конференции после премьеры Хамдамов сказал, будто не умеет снимать актёрского кино, как «Большая семья» или «Весна на Заречной улице»; но в «Мешке без дна» все актёры чудесно хороши, и есть несколько выдающихся работ. Это великая клоунесса Алла Демидова в роли старой ведьмы, вельможный князь Сергея Колтакова, тяжело переживающий гибель матери, деловитая княжна Анны Михалковой с прекрасным, как поле, лицом и ироничной чёлкой. И главное — потрясающая работа Светланы Немоляевой в роли фрейлины-ворожеи, пытающейся своей сказкой заболтать князеву боль от утраты. В Немоляевой, которой часто доставались вторые роли (то жены Гуськова, то крашеной блондинки в жутких розочках, вечно с авоськами ходит), Хамдамов разглядел звезду масштаба великой Бетт Дэвис, чистый Голливуд. Он нарядил её царственной красавицей fin de siecle и подарил эту большую, глубокую, как мешок без дна, роль — возможно, лучшую в её кинокарьере. 

В фильме много забавного (дветысячеголовый зал на премьере взрывался смехом), а есть пронзительные эпизоды, когда у края глаз буквально закипают слезы (зал глядел в оцепенении): история князя, что любил русалку, да так и не женился, или его встреча на мосту в плохом районе с покойной матерью, или по-чеховски рвущая душу биография трёх пыльных бутылок с каминной полки, или самые страшные слова, что может сказать человеку человек (их сказала царевна, и слышал царевич) — и ещё финальная кода, когда чтица откроет князю тайны земного рая, но сама так расчувствуется, что сбежит из дворца, в сад, под падающий снег — а ты вдруг понимаешь, сколько надежды и какое великое утешение дарит раненому сердцу искусство.

10 из 10

Vlabirinte