Трейлер Nº2

Трейлер

• Экранизация по произведению: Дино Буццати

• Действие романа разворачивается на окраинах Австро-Венгерской империи. Однако создатели фильма избрали в качестве места для съемок значительно более дальнюю точку - крепость Арг-е Бам на юго-востоке Ирана. Эта цитадель, находящаяся на территории города Бам, была на 80% разрушена во время катастрофического землетрясения 2003 года.

Доминанта

Валерио Дзурлини, никогда не был одним из тех, с кем символизируется итальянский кинематограф во всём мире. У него не было образной фантазии Феллини, идеального вкуса Висконти, психологической тонкости Антониони или натуралистичной раскрепощённости Пазолини, он был рядовым постановщиком «второго эшелона», способным снять фильм максимально эмоционально("Семейная хроника» или «Они шли за солдатами»), но без оригинального авторского почерка и узнаваемого художественного стиля.

В середине 70-х, когда маэстро Лукино и провокатор Пьер Паоло- отправились к пращурам на «тот свет», Фи-фи и дон Микеланджело резко снизили постановочную активность, а сам итальянский кинематограф(да и страна в целом) превратился в один сплошной политический фильм, Дзурлини снимает, неожиданную для всех и нетрадиционную для себя, картину, в жанре магического реализма- «Пустыня Тартари».

Пытаясь дотянуться до великих художников экрана, итальянец приглашает в свой фильм- Фон Сюдова(привет Бергману!), Рабаля и Рея(привет Бунюэлю!), Грима(привет тому же Висконти!), то есть, постоянных актёров режиссёров-классиков. Именно на разнофактурности артистов и разнохарактерности их персонажей, Дзурлини и построил свою возможно лучшую работу в кино.

Простецкий постановочный стиль режиссёра, пришёлся как нельзя кстати при экранизации романа Буццати(который сам Борхес включил в свою «Личную библиотеку»), в медитативном ключе обнажая метафору- ожидания «жизни вечной». Антивоенный посыл картины обращен в первую очередь к сути мужчины, его жажды поступка и желания подвига. Во время просмотра, невольно возникает вопрос- «Кто все эти люди, без семей, без женщин, почему они так стремятся что-то совершить?» Но магия крепости словно магнитом притягивает наэлектризованные офицерские души, неудовлетворённые в своей гармонии инстинкты альфа-самцов.

8 из 10

billfay

Пограничье

Роман Дино Буццати «Татарская пустыня» о юном лейтенанте Джованни Дрого, попадающем на службу в отдаленную крепость на границе Австро-Венгерской империи, довольно часто сравнивают с творениями Борхеса, Кортасара, Кафки, Эдгара По и Томаса Манна. Написанное простым и лаконичным языком, повествование-размышление о текучести и необратимости жизни вызвало в свое время сильный эмоциональный отклик у читателей. Казалось, что монологическая проза - единственно возможный формат, способный наиболее полно передать рефлексирующий поток мыслей героя, сюрреалистичность его снов и несбыточность грез. Спустя почти сорок лет Валерио Дзурлини, взявшийся экранизировать книгу, помог обрести роману второе дыхание. Итальянскому режиссеру удалось создать уникальный в своем роде экзистенциальный кинороман, не уступающий первоисточнику ни в способах раскрытия основной идеи, ни в средствах погружения в атмосферу фатализма.

«Пустыня Тартари» до самых краев наполнена невесомым ощущением Времени. Прислушайтесь: ветер с пустыни, перебирающий и уносящий прочь человеческие жизни как песчинки... Тихое шуршание этого песка будет преследовать вас на протяжении всего просмотра, нашептывая извечно-соломоновское: «все пройдет...пройдет и это...» Внутреннее пространство фильма заполнит намеренно обесцвеченная, словно обезвоженная иссушающим ветром времени музыка Эннио Морриконе. Монотонное капание воды из продырявленной цистерны, как из отмеряющей человеческий век клепсидры, понемногу начнет действовать на нервы. Размеренное и гулкое эхо этих капель, проникающее сквозь стены в комнату героя, будет отдаваться внутри навязчивым тиканьем, отмеряющим часы, дни, годы... Незаметно и тихо фильм начнет колдовать с вашим восприятием, все глубже и глубже затягивая в свою вселенную песка и пыли.

Каждый эпизод продуман детально. Покадровая развертка дает полноценную картинную галерею, полную аллегорий. Вот юный лейтенант Дрого впервые пересекает реку, что отделяет, подобно реке забвения, его прежнюю жизнь от будущего добровольного заточения. Позволяя лошади напиться из этого источника, минутой позже сам пригубит той же воды из фляги, предложенной ему капитаном гарнизона, этим местным Хароном, совершающим свой ежедневный обход. Вот разрушенный кочевниками-татарами древний город самым естественным образом переходит в город мертвых - местное военное кладбище. На каменной стене виден след от висевшего когда-то креста, который то ли истлел, то ли был снят: место религии в гарнизоне давно и прочно занял всемогущий Устав, бог куда более безжалостный и жадный до приносимых ему жертв. Торжественный ужин высшего офицерского состава: свечи в позолоченных подсвечниках, алеющий пурпур стульев, белоснежный блеск парадных мундиров. Вкусивший трапезы обречен остаться навсегда в этом королевстве живых мертвецов... Магический реализм во плоти: балом правят инфернальность и мистицизм, возникающие из обманчивой простоты событий.

Реставраторов, работавших с фильмом спустя почти сорок лет после его выхода, поразило необыкновенное богатство содержания негативов и качество выставленного света. И это не случайно. Дзурлини, во всем прочем предпочитавший простоту изложения, но при этом считавший кинематограф близким родственником живописи, делал исключение для цвета в кино. Вместе с оператором Лучиано Таволи он рисовал свою «Пустыню Тартари» как фреску - яркой насыщенной темперой по сырой штукатурке стен древней иранской цитадели Арг-е Бам, что спустя годы после съемок будет разрушена землетрясением, но навсегда сохранит свой мрачный образ в фильме. И, подобно росписи фресок, цвета красок и их значение со временем приобрели лишь большую глубину и пронзительность.

Кобальт, бирюза и жемчужно-серый. Почти рериховские горные и пустынные пейзажи с намертво застывшим землисто-серым пятном в центре - Крепостью Бастиано. Сургучная печать безысходности на горизонте мироздания. Вневременная, стискивающая сердце неосознанной тревогой обреченности, подавляющая волю, одним своим видом изрекающая: «Сколько вас было... и сколько еще будет, а я пребуду вечно». Само ее присутствие создает магическое притяжение места, которое делает сознание невосприимчивым к годам, пролетающим в одно мгновение. Попавший под ее мрачные чары теряет себя, тускнеет, постепенно растворяясь в холодных и равнодушных стенах, неизлечимо заболевая одержимостью миражами. Возможно, не так уж далек от истины гарнизонный доктор, считающий, что в глиняных стенах Крепости прячется какая-то дрянь, чью природу невозможно обнаружить никакими лабораторными опытами. Губительный вирус невидим глазу, дремля до поры до времени в каждом. Никому из добровольных пленников не хватает духу признать: Крепость - лишь зримое и осязаемое воплощение безжалостной рутины, высасывающей силы, отнимающей желание куда-то стремиться, что-то менять. Зачем, для чего? Когда есть уже готовый путь, привычный распорядок, прописанный гарнизонным уставом образ мыслей. Ведь еще вся жизнь впереди...

Даже совсем юные офицеры (еще раньше чем телесно) пойманы в эту коварнейшую ловушку духовной старости, скрепленную присягой, воинскими ритуалами и тройными паролями. Прокрастинация по-мужски: бесконечное откладывание жизни на потом во имя солидарности, чувства долга и заговора честолюбия, имеющего терпкий запах порохового дыма и мечтаний «о доблестях, о подвигах, о славе». Здесь нет ни женщин, ни детей. Нет здесь и будущего, только застывшее на посту вне времени в каком-то зачарованном пограничье настоящее. Выматывающе-пассивное ожидание чего-то более значительного и судьбоносного, что должно произойти в жизни обитателей Бастиано превращается в наркотик надежды. Может быть, совсем скоро нападут войска северного государства и предоставится возможность проявить себя, совершив ратный подвиг. Может быть, у древних стен возникнут во плоти загадочные враги - кочевники-татары, ставшие мифом не для одного поколения офицеров гарнизона. Может быть, Крепость из забытого форпоста и мертвой зоны империи превратится в последний рубеж обороны цивилизованного мира от варварства и хаоса. Может быть, завтрашний день принесет долгожданные перемены, способные в одночасье изменить жизнь каждого и все будет не зря. Может быть, однажды придет смерть - как долгожданный конец и призовет, в свое время, каждого из хранителей Крепости на самый последний бой...

Полумистический язык романа переложен на кинематографический с поразительным режиссерским чутьем, порой просто телепатическим. Единственную картину, снятую по мотивам знаменитого романа, по праву назовут одной из лучших экранизаций литературных произведений. Невероятная деликатность обращения с первоисточником, уже ставшая визитной карточкой режиссера, в случае с «Пустыней» - не просто дань уважения вдохновившему его роману. Как и героев фильма, режиссера не отпускало интуитивное предчувствие - притягательное и фатальное одновременно. Эпизод с самоубийством постаревшего и никому не нужного коменданта Крепости, прервавшего невыносимую в своем одиночестве агонию - генеральная репетиция того, что произойдет позже с пятидесятилетним режиссером в пустом номере венецианской гостиницы. Дзурлини как будто догадывался, что это последний, самый важный и самый лучший в его недолгой режиссерской карьере фильм. А потому снимал свою «Пустыню Тартари» не только как притчу, но и как послание. Ведь понимание того, что у человека всего две жизни, причем вторая начинается тогда, когда мы осознаем, что жизнь всего одна - приходит порой непростительно поздно.

AndaLucia