Трейлер

Берлинский кинофестиваль, 2015 год
Номинации: Золотой Медведь

All Those Years, I Lived a Life of Someone I Didn`t Know...

Есть два типа хороших режиссеров. Те, кто снимают хорошие, но разные фильмы (например, Джеймс Кэмерон, Стивен Спилберг, Питер Джексон или Роберт Земекис). И те, у которых есть свой уникальный отличительный стиль (Уэс Андерсон, Тим Бёртон, Дэвид Финчер, или Вуди Аллен), позволяющий лишь по короткому отрывку их фильма определить авторство. Терренс Малик относится ко второму типу. Однако принадлежность ко второму типу не отрицает характеристику фильмов режиссеров первого типа. Другими словами, следуя своему стилю и манере съемки, могут получаться как плохие, так и хорошие фильма. Терренс Малик снимает «свое» кино, такое, каким он его видит. Он - автор, художник-импрессионист, мыслитель, поднимающий каждый раз все более сложные философские мотивы в своих фильмах. Он все больше отходит от привычного повествования, рассказывая историю скорее не для глаз и ушей зрителей, а нацеливаясь глубже - прямиком в подсознание. Где постепенно, уже после просмотра, очередное его творение приобретает форму. Его слова - это образы, символы, планы окружающей среды. Его речь - это поток сознания. Его новый фильм - «Рыцарь кубков».

Само название исходит из карт Таро, где карта «рыцаря кубков» символизирует молодого, привлекательного, артистичного, беззаботного и авантюрного по своей натуре человека, коим в фильме является Рик (Кристиан Бэйл). С самого начала голос за кадром повествует нам историю о неком принце, отправленным королем в Египет за прекрасной жемчужиной, однако по прибытию принцу предлагают испить из кубка, после чего тот теряет память и впадает в сон. Таким нам и предстает Рик, голливудский сценарист, погрузившийся в пучину пафосной, полной безвкусной роскоши, жизни Лос-Анджелеса. Познав всю эту помпезность, так сказать, испив из кубка, Рик серьезно поплатился. Он потерял себя. Мы видим, как персонаж Бэйла скитается по безжизненной пустоши, которая указывает на точно такую же мертвую пустоту в душе Рика. Он не знает, куда идти, что делать, кто ему нужен. Лишь шепчет за кадром: «Все те года, что я жил жизнью того, кого я не знал», подчеркивая манеру повествования Малика - обрывками фраз, произносимых за кадром (а, может быть, даже в наших головах) - и окутывая зрителя всё плотнее элегией происходящего на экране.

Малик не изменяет себе, с первых же секунд, как только голос за кадром читает отрывок из «Путешествия пилигрима» Джона Буньяна, и камера подхватывает первые пейзажи дикой природы, сомнений не остается, что это будет стилистическое продолжение «Древа жизни» 2011-года и «К чуду» 2012 года. Но в то же время, «Рыцарь кубков» диаметрально отличается от них. В первую очередь, тем, что Терренс впервые перенес основное место действия в город, теперь нет никаких широких полей с высокой травой и рек, стремящихся вдаль, только городской декаданс, токсичные облака которого проникают в атмосферу, в людей, в их образ жизни, в их души. Рик пытается раствориться, забыться в этой помпезной бессмысленной жизни. Для девушек он словно магнит. Одна за другой сменяется, будто в калейдоскопе. Одна красивее другой, стройнее, изящнее. Девушка с красными волосами (Имоджен Путс) говорит, что «любовь не для любви, любовь для впечатлений». Но Рик уже забыл о ней, теперь он увидел сногсшибательную модель (Фрида Пинто) на светской вечеринке, где она чувствует себя лишней. Дальше - стриптизерша, предпочитающая мир фантазий, где «ты можешь быть кем угодно», обнаженная девушка на балконе, говорящая по телефону. Нам даже не показывают её лица, а нужно ли оно? А были ли у предыдущих девушек лица? Вообще, какое это имеет значение, когда твое собственное лицо лишь маска былых лет?

Тема любви, вся её суть, была проанализирована Маликом в его предыдущем фильме «К чуду». Однако значение любви в этих фильмах совсем разное. В «К чуду» любовь представляет собой чувство, одновременно земное и божественное, единственный путь к познанию бытия. А в «Рыцаре кубков» любовь - лишь оправдание. Оправдание той пустоты в душе Рика. Она будто специально показана пошло, вымышлено, как действие на втором плане. Оттого и повторяется один и тот же диалог между Риком и очередной его девушкой: «-Как тебя зовут? - А тебя?». Любовь здесь ненастоящая, как и всё вокруг. Только воспоминания о бывшей жене (Кейт Бланшетт) на секунду позволяют почувствовать Рику хоть что-то. Сама Бланшетт, путем сурового монтажа Малика, появляется в фильме на 5 минут, как и еще одна пассия главного героя - замужняя девушка (Натали Портман). Однако игра Кейт настолько ошеломляющая, что за те 5 минут ей удалось не только раскрыть свою героиню, но и оставить лучшее впечатление, чем вся роль Бена Аффлека в «К чуду».

Каждый персонаж олицетворяет свою карту Таро. Свой символ. Этим фильм приобретает некую структуру повествования, чего в фильмах Малика почти нет. Здесь есть главы, которые создают лишь иллюзию упорядочности. Но это все тот же поток сознания, глубочайшие мысли сменяются бессмысленными фразами. Разве мы с вами мыслим иначе? Каждый раздел полон соответствующих символов. Если в части «Свобода» мы наблюдаем за океаном, то в главе «Смерть» нам крупным планом показывают высохший и заброшенный фонтан. Вопрос лишь в том, сможет ли зритель отыскать эти символы.

Чтобы запечатлеть умопомрачительные виды, как городских ландшафтов, так и творений природы, игры стихий, камерой управляет лучший на данный момент оператор в кинематографе - Эммануэль Любецки. Камера буквально ни на секунду не останавливается (как и жизнь в Лос-Анджелесе?). Любецки то водит нас по морскому побережью, двигая камеру в такт приливам и отливам, то на сумасшедшей скорости провозит нас по неоновым, сверкающим яркими огнями, ночным дорогам неспящего города.

«Рыцарь кубков» - это апогей всего позднего творчества Терренса Малика. В нем прослеживаются идеи и тематика всех фильмов, снятых им в 21 веке. За что и нужно любить творчество Терренса Малика это ха то, что каждый его фильм заставляет зрителя думать, думать во время просмотра, думать после просмотра. Не о том, есть ли линейное повествование или четкий сюжет в фильме, а о том, что он хочет сообщить, передать. Чтобы зритель после просмотра сам начал задавать вопросы. А есть ли у меня цель? Есть ли куда идти? Вдруг я буду одной из тех собак, что ныряют в бассейн за мячиком, но ни у одной не получается его достать? «Рыцарь кубков» - это синтез, смесь, переплетение живописи, кинематографа, музыки, фотографии и дизайна. Совокупность художественной и философской мысли. Искусство. Его воплощение. Противоречивое, запутанное, тайное. Изящно выложенная колода карт Таро, а как её интерпретировать - дело сугубо личное для каждого.

8 из 10

Vadim Bogdanov

Лос Анджелес с картами

Очевидной тенденцией в мире большого Голливуда последних полутора лет является обращение к его корням, истокам, к постижению его истинной непредельной сущности, существующей на тонкой грани между явью и вымыслом, реальностью кинематографической и реальностью обыденной, а по сути - вневременной. Голливуд пытается понять сам себя, но все больше запутывается. И «Звездная карта» Кроненберга, и «Хичкок» с «Девушкой», и - частично - «Бердмен» Иньярриту(хотя тамошнее пространство много больше обычного высказывания на тему театра и актерствования), не говоря уже о готовящемся к выходу «Аве, Цезарь» братьев Коэнов - все эти фильмы в той или иной степени, но переосмысливают природу Голливуда, превращая его в место бесконечного кафкианского кошмара, в котором синематические творцы стали заложниками собственного искусства. Впрочем, с последней по счету крупной режиссерской работой Терренса Малика, «Рыцарем кубков» 2015 года, представленном в рамках Берлинале, все крайне относительно. С Маликом вообще все относительно, ибо, как ни пытайся встроить его в общепринятую канву, все будет не то, половинчато и отрывочно. И, хоть на первый взгляд кажется, что «Рыцарь кубков» продолжает линию острокритических выпадов в сторону Голливуда, увы, сие мнение ошибочно и поверхностно, хотя без едких уничижительных плевков и издевательски эффектных комментариев в сторону нынешней лос-анджелесской праздной знати Малик не обошелся совсем, но без излишнего зацикливания.

Завершающий неформальную трилогию о бытие, начатую еще в 2010 году «Древом жизни», в 2012 году продолженную «К чуду», «Рыцарь кубков», в отличии от тех двух картин цикла, даже не пытается иметь видимую сюжетную структуру, хотя сама история главного героя со множеством ответвлений все равно вырисовывается более-менее конкретно. Начав высчитывать логарифмической линейкой перпендикуляры нарратива, зрителя ожидает самая, пожалуй, доступная из всех Истин противоречивого Малика. Сценарист Рик, утративший вдохновение и вкус к жизни, на всем протяжении лишенного любых всплесков осознанной драматургии повествования блуждает по Лос-Анджелесу, кружится в медленном танце рефлексии на фоне веселящейся публики, кричащей гламуром голливудской знати, для которой он свой, но фактически уже чужой, далекий, иноприродный. Но блеск и нищета голливудских кинокуртизанок меркнут перед личной историей самого Рика, которую Малик рассказывает намеками. Рик - это муж, разлюбивший свою жену и полный несусветной апатии вообще ко всяким женщинам(Рик и Женщины в картине ловко рифмуются с аналогичной расстановкой в «Сладкой жизни» Феллини, более претенциозной вариацией которого и является отчасти «Рыцарь кубков»). Рик - все равно что Мерсо из «Постороннего» Камю, встроенный в современную систему координат большого Голливуда, который предстает в своем китчевом лоске и выхолощенной пустоте. Глянец буквально слепит глаза, искусственность, вычурность и манерность побеждают все и всех. Долина Кукол становится Долиной Смерти, и Рик фактически обречен или на погибель, или на бунт. Но первое Маликом лишь только предполагается, а второе - невозможно. Рик плывет по жизни да и только. Он - наблюдатель, не вмешивающийся в большую игру; он лишь ждет воли свыше, сбывшихся предсказаний, неутраченных надежд. Но с той же высокой степенью уверенности можно трактовать все происходящее в «Рыцаре кубков» и как плод невоплощенного на бумагу воображения самого Рика, как его тягучий кинематографический сон, который длится ровно столько, сколь пожелает сам исписавшийся сценарист, творящий в своем пограничном разуме словно Бог, лишенный божественной сущности - Человек-миф, помещенный в бессмысленный по сути своей мир архетипических мифов Голливуда. Рик и сам режиссер, который предпочел свой творческий уют большой суете, становятся пресущественными Отцом и Сыном, создающим на экране собственную субъективную реальность, в которую зритель должен просто поверить, отменив и подменив любые реальные контексты, не интересующие Малика ввиду своей очевидной прозаичности. Прозу жизни режиссер заменяет ритмической поэзией кадра, изысканным монтажным рисунком, философической всеохватностью.

Вообще, характерная для Малика стилистика остановившегося времени, приправленная вербализацией «правильных», морализирующих авторских тезисов, оборачивающихся в ряде случаев прямолинейным морализаторством в полном же отсутствии зримого нарратива и эдакой струящейся визуальной многослойной и многословной декларативностью(Малик-Пророк и Малик-эстет едины в своем лике с наступлением нулевых, хотя с темой Платона он, допустим, чересчур переборщил, буквально ткнув зрителей в одну из основных философских твердынь, на которых стоит его фильм), в «Рыцаре кубков»(а таковым является сам Рик) достигает своего апогея, красота запечатленного момента неслучайным Любецки сосуществует с красотой зрелой умозрительной авторской мысли, которая движет всем в фильме, но при этом в картине четко соблюдено единство времени и действия. За пределы Лос-Анджелеса Рик почти не выходит. Малик намеренно делает хронотопическое пространство замкнутым, превращая Город Грез в Город Слез - невыплаканных, невыстраданных, невысказанных, откуда, покуда не придет Знание, невозможно будет выйти, покинуть пределы собственной экзистенциальной ловушки, в которую Рик загнал себя сам, пресытившись, но не пожелав искать что-то новое, неизведанное.

Рик - это старший брат, ненавидящий младшего. Сын, который боится собственного отца, истово служащего Богу. Сызнова рефренизируя темы религии, «Рыцарь кубков» из метафизической притчи, из которой жанрово расходятся волны семейной драмы и сатиры на поп-кинематограф, становится притчей религиозной. Рик - это Каин, близкий к тому, чтобы убить своего Авеля, и блудный сын, не желающий возвращаться в родной дом, ибо там, среди мельтешащих в своей бесконечности призраков прошлого, придется исправляться. Ну, или хотя бы попытаться. Однако сложно поддаться чужой воле того, кто ломает собственных детей, того, для кого вера это много больше чем смиренные молитвы и покаяние. Безжалостный Отец, в уста которого режиссер вкладывает легенду про юного египетского принца, забывшего самого себя и смысл своего существования - легенду-лейтмотив всей картины, бесспорно, склонен быть неправым, его жесткость привела к очевидному краху семьи, в которой нет более согласия, но Отец, по Малику, равен Богу, и отвергая Отца, его непутевые сыновья отвергают и самих себя, свою истинную сущность. Только вот младший по-прежнему обитает подле, тогда как старший предпочел предательски надеть маску, спрятаться на голливудском маскараде, до поры до времени не понимая, что прошлое его настигнет. Глубинный кризис личности Рика не решить уже просто вернувшись к началу, к питательному витальному естеству.

NCi17aaMan