Трейлер Nº2

Трейлер

Приз Японской киноакадемии за музыку (Синитиро Икэбэ - также за работу над фильмами «Дни детства» и «Путь моря»).

Золотой глобус, 1991 год
Номинации: Лучший фильм на иностранном языке - «Япония»

«В конце концов, жить - это хорошо, это весело!» ©

Фильм «Сны» во многом автобиографичен. Он состоит из восьми новелл. В каждой из них 80-летний Куросава рассуждает о судьбе человечества, больше всего о связи между человеком и природой.

Есть и реалистические, и романтических и явно импрессионистические новеллы. Особенно понравилась новелла, в которой японский художник (а может это сам Куросава в молодости) долго наблюдал в музее картины Ван Гога и... попал в его мир. Он перескакивал от одного к другому полотну и наконец встретил своего кумира - гениального Ван Гога (эту роль исполнил никто иной, как Мартин Скорсезе).

- А что у Вас с ухом?
- Вчера я должен был закончить свой автопортрет. Но я не мог правильно нарисовать свое ухо и поэтому я его отрезал.

В этом фильме есть практически все: детские воспоминание режиссера, рассказ о воле человека, которую нельзя сломать, ужасы бесполезной войны, страх атомной катастрофы, страх перед бесчеловечности человечества (люди превращаются в демонов), преклонение перед искусством.

В последней новелле Куросава говорит о том, что надо жить в гармонии с природой. «Для человека самое важное чистый воздух и читая вода!» - говорит 103-летний деревенский старик молодому городскому парню.

Фильм заканчивается фразой «В конце концов, жить - это хорошо, это весело» и пышным праздником, хотя на самом деле это похороны 99-летний старухи. Куросава, как и в «Рашамоне», всё ёще «верит в человечество».

P/S: Найди красоту, которая внутри ©.

сарвар

Жизнь есть сон

Если сны западного разума рождают чудовищ, то восточное подсознание наделяет их тонкой красотой гравюры и непременной притчевой мудростью. Акира Куросава моделирует свои «Сны» из обрывков воспоминаний, отголосков народных легенд, раздумий о судьбе своей маленькой страны в огромном мире, тягостных событий прошлого и трагичных проекций будущего. Здесь мёртвый взвод возвращается отдать честь выжившему командиру, люди уходят на дно моря, а рогатые демоны плачут на бесплодных руинах цивилизации. Но до тех пор, пока можно прогуляться под радугой и станцевать цветущий сад, жизнь остаётся самым великим из земных чудес. И даже жаль, что это всего лишь сон.

Японское мышление свободно от смысловой иносказательности европейской традиции, а потому, при всей затейливой образности, суть ленты довольно проста. Восьмидесятилетний режиссёр обобщает свой жизненный опыт на закате творческого пути. Восемь самодостаточных новелл, четыре возрастных этапа; восемь - символ бесконечности и количество прожитых десятилетий, четыре - число смерти. Грустным лейтмотивом идёт она через весь фильм, и даже в самой первой истории, полной щемящей грусти по утраченному раю детства, ощущается её присутствие. Пройдя почти дантевским сумрачным лесом и подглядев свадебную церемонию лис во время дождя, мальчик не только увидел неположенное, но и сорвал запретный плод жестокого знания: он должен умереть. Как вырубленный сад, как обманутые воины второй мировой, как земля, окутанная цветными дымами радиации, из последующих снов. Однако после чистилища ядерной катастрофы и мрачных картин бесконечности адских страданий сюжет завершает круг, приводя нас в место, исполненное света и внутреннего покоя. В рай, каким, наверно, видел его Акира Куросава.

Такой композиционный круговорот показательно соотносится с учением дао, близким загадочной японской душе, что склонна предаваться философскому созерцанию природных явлений как естественной иллюстрации бренности бытия. Цель дао - гармоничное слияние с окружающим миром, и именно взаимоотношения человека с природой становятся идейным ядром картины. С природой, которую человек убивает, оставляя искалеченные остовы деревьев, горящие огнём склоны Фудзи и кровавую гущу постапокалиптических озёр. Сегодня абстрактное грядущее пророчески отдаётся эхом Фукусимы; режиссёр же вполне конкретно адресует обвинения людям власти, что обрели в его аллегоричных фантазиях уродливый облик демонов, осуждённых на вечные муки. Велика цена прогресса, но не дарует он ни счастья, ни умиротворения. Этический дискурс охватывает и болезненную для японцев военную тему: тут не воевавший Куросава берёт на себя право испросить прощения у заблудившихся в тёмных туннелях истории исполнителей чужой воли, погибших, побеждённых и забытых. Ибо у вины нет срока давности, а у смерти - обратной силы.

Зато у неё есть лицо. Неестественный, меняющийся женский лик, завораживающий зимней бледностью на фоне густой синевы вечернего неба. Где-то в каменных лабиринтах гор, где снег тёплый, а лёд горячий, она является укутать серебристым саваном уставших и сбившихся с пути. Третий, самый немногословный эпизод картины, одновременно и самый пугающий. Вероятно, он навеян биографией режиссёра, у которого в горах покончил с собой брат (и это только одна из череды личных потерь). Но реальный жест слабости Куросава превратил в кинематографический аккорд жизнеутверждающей силы, победы воли над ослабевшим духом. Да и весь фильм отчасти автобиографичен: за разновозрастными героями ленты проступает чёткий абрис самого автора, для коего жизнь - борьба, преодоление и нескончаемый, прекрасный акт творения. Воплощением которого становится удивительная в своей абсолютной инородности новелла о Ван Гоге. Художнике, способном поглотить природу, чтобы, пропустив через себя, выплеснуть в мир застывшим эскизом субъективной реальности, буйной красками, свободной и нестерпимо яркой.

Пятый фрагмент - зенит повествования и своего рода послание космополита Куросавы человечеству. Искусство бессмертно. В нём созидательное начало личности выходит за пространственно-временные рамки, продолжаясь в каждом, кто прикоснулся, прочувствовал, прожил вслед с творцом его работу. Помимо сочного многоцветия вангоговских полотен, яркой визуальной палитрой выделяются лишь детские, полусказочные-полутеатральные сюжеты да финальный сон с деревней водяных мельниц. Так сквозь сложную полифонию аналогий пробивается ещё одна настойчивая нотка - нежной любви к родине и её особенной культуре, погружённой в себя самоё. В этой, международной, постановке режиссёр экспортирует Японию костюмированными представлениями и музыкальной экзотикой, традиционными костюмами и выдуманными обрядами, персиковым цветом, шёпотом воды, зеленью лесов и трав. Экология сердца - единственный путь счастливого единения с природой, вечной, цикличной, возрождающейся вновь и вновь. Даже после апокалипсиса. А похороны - не повод плакать, ведь то, что мы были, уже достойно праздника.

Жизнь есть сон, но ведь и умерших называют усопшими. И, может быть, смерть - лишь мост между разными берегами нашего существования. Простенький, деревянный, такой, по которому и сам Куросава ушёл, не оглядываясь, навстречу своему творческому бессмертию.

caory