Трейлер (Кинопоиск)

Трейлер (Youtube)

Кинофестиваль «67-й Каннский кинофестиваль 2014»
Номинации:
Золотая пальмовая ветвь
Кинофестиваль «41-й международный кинофестиваль в Генте (Бельгия)»
Номинации:
Гран-при - Лучший фильм

Поражение индивидуальности

Наоми Кавасе одна из классиков современного японского кино, чьи картины исправно попадают на Каннский фестиваль и даже там иногда что то выигрывают. Этот фильм тоже там был, но как мне кажется попал туда скорее всего по инерции, а не по заслугам. Вся картина представляет собой набор прописных истин и банальных сентенций о смерти и жизни, молодости и старости, природе и человеке. Наоми правда с неподдельной искренностью неофита полагает, что несёт свет и разум своим зрителям отчего фильм какое то время кажется если не занимательным, то довольно милым. И если бы он остался на уровне тривиальных изречений поданных с пафосом, то можно было бы покивать в одобрение головой и забыть на второй день после просмотра.

Но ближе к середине вдруг начинает вырисовываться совершенно другой смысл, который возможно даже самим режиссером не был осмыслен до конца. Главный герой - 16 летний юноша, живет на острове, но не вписывается в окружающую картину мира, который олицетворяет его подружка со своей семьей. Он другой. Он не любит море, которое кажется ему опасным и таинственным, в отличии от других, для которых оно сама жизнь (пантеизм - довольно привычное направление для восточного кинематографа), он с жалостью смотрит на перерезанное горло козленка из которого бежит кровь (его подружка в это время внимательно с интересом вглядывается в потухающие глаза животного и удовлетворенно замечает: «Дух уходит», а сам обряд подается как совершенно нормальное, обыденное действие), он с изумлением взирает на песни-танцы-пляски около умирающей матери подруги, которая таким образом уходит в другой мир «счастливой» (для парня смерть вероятно всё таки связана с тишиной, а не с шумной вакханалией). Он наконец отказывает сексуально-озабоченной сверстнице которая так и норовит затащить его в постель (своим воздержанием мальчишка пытается искупить грехи матери, которая после развода заводит себе новых любовников, что является в глазах героя распутством). И вот этот факт режиссера беспокоит больше всего. И даже не беспокоит, а реально приводит в бешенство. Всеми силами и всеми героями она пытается дать понять ошибочность такого поведения. «Мудрый» дед произносит фразу: «Вы молодые должны делать то, что хотите», а затем отец подружки впрямую говорит юноше, чтобы он не шел против своего естества и не боролся со своей природой, что в переводе на пошлость так прямо и звучит: «Иди трахни уже мою дочь, пора кино заканчивать». И в общем не особо обосновывая логикой (история с потерей мамы и со штормом выглядит уж слишком надуманной) режиссер торжествующе-триумфально в финале показывает совокупляющихся подростков, а затем их подводные плавания голышом в том самом море, которое было парню ненавистно. И с позиции Кавасе это должен был быть счастливый финал, каковым он конечно не является. Индивидуальность героя была принесена в жертву общности, была раздавлена в угоду «естества» и «природы» навязываемой «правильным большинством», что выглядит его абсолютным поражением. И это вызывает печаль с ощущением омерзения.

leva45

Все умрут. Придут другие.

Наткнувшись в глубоких сумерках на утопленника, Каито, не поднимая шума убежал прочь от прибивших тело к берегу чернильных вод, утаив от своей подруги, что видел покойника раньше живым, когда накануне тот делил с его матерью одну постель, но озадачен оказался тем, как быстро нашла она другого, заменяя многими мужчинами оставившего её с сыном мужа, который теперь не поможет сыну разобраться в смущающем его мысли порядке непонятных вещей.

Намекнув, что мир - это море, недоверие юноши к волнам представляется страхом перед жизнью, которая была и уходит, как кровь из туши зарезанного козлёнка, или с последним вздохом умирающей матери соседки - подруги, женской природе которой приписывается владение секретами рождения и смерти, образующими собою жизненный круг.

Склонная к сексизму девушка, при поддержке мудрствующих стариков и откровенничающих родителей, с одержимостью добивается от юноши отваги довериться своей волне, обретя в ней смысл собственной жизни, как его мать нашла ту волну в сыне, муж - в жене, а дочь - в матери, пытаясь переломить опасения паренька.

Стремясь к притчевости и уповая на метафоричность, кино почти целиком пребывает в границах бытописания двух домов, освещающего путь блуждающего в потёмках молодого человека решительностью юной девы, постигшей закономерности естества, отраженного в обрядах вовлеченного в дело религиозного культа, который режиссёр определяет хранилищем народной мудрости, что вовсе не возвышает картину над прозаичностью житейской драмы, коей обозначены отношения внутри обеих семей.

В итоге происходит самопроизвольный переход картины из духовного измерения в индивидуально-человеческое, где влюблённая девушка разрушает комплексы своего мальчика, избавля его от боязни движения, рождающего связи, соединяющие людей.

Интимность фильма, усиленная односложными репликами невинных молодых людей, подчеркивается ощутимой взаимной расположенностью актёров, создающих осязаемую связь между своими героями, чьи отношения не тянут на бездну чувств, отмеченные особой сдержанностью в их выражении, которую режиссёр намеренно комбинирует с пространственной безграничностью небес и вод, так и не ставших символьной доминантой этой истории, где первичным оказалась не природа, а мыслью пребывающий в ней человек.

gordy