Памяти Тео Ангелопулоса

(27. 04. 1935 - 24. 01. 2012)

Этот фильм представляет особую важность для меня не столько благодаря своим художественным достоинствам, сколько из-за того, что эта малоизвестная работа автора «Бугимена» стала частью моего прошлого (и не только потому, что вышла через месяц после моего рождения). Помню, в начале 2008 года у меня возник спор с преподавателем истории и теории зрелищных искусств по поводу монтажа знаменитой сцены убийства в ванной из «Психо» Альфреда Хичкока. Наш преподаватель описывал эту сцену как смонтированную параллельно, я же отстаивал последовательный монтаж. Год спустя, наверно, накануне госэкзамена по культурологии, где мне как раз достался вопрос по истории кино, я случайно посмотрел по телевизору вот этот вот фильм, где, к своему удивлению, увидел почти аналогичную хичкоковской сцену убийства в ванной, только смонтированную параллельно. Быть может, наш преподаватель просто перепутал фильмы, рассказывая нам про саспенс? Ведь Альфред Хичкок хоть и внёс большой вклад в становление триллера (и, возможно, создал этот жанр), а его шедевр «Психо» явился ориентиром для многих и многих режиссёров рангом помельче, всё-таки, снимая сцену убийства героини Джанет Ли, решил сделать акцент на внезапности действия, поэтому и прибегнул к последовательному монтажу. Совсем другое дело Улли Ломмель. Этот немецкий актёр и режиссёр, сподвижник великого Райнера Вернера Фассбиндера, хорошо начал в 1970-е гг., неплохо продолжил в 1980-е, а в 1990-е пошёл ко дну, как раз примерно в тоже время, что и экранный Титаник. И всё-таки именно он в 1983 году явил миру парафраз одной сцены мастера саспенса Альфреда Хичкока, снятый ... по всем законам саспенса. Ибо в «Психо» в данном эпизоде ни о каком саспенсе не может быть и речи, так как саспенс - это тревожное ожидание. Чего же можно было так тревожно ожидать у Хичкока до первого убийства? Ведь до этого времени зритель и понятия не имеет, что в одиноком мотеле, населённом только вуайеристом Бейтсом и его деспотичной матерью, может быть что-то опасное. А потому эта сцена оказала в своё время шоковое воздействие на зрителя именно из-за своей неожиданности. Здесь уместно даже вспомнить письмо некоего американского господина, направленное маститому английскому режиссёру, в котором он пожаловался, что его дочь после просмотра «Психо» боится принимать душ, на что Хичкок, блестящий чёрный иронист, ему ответил: «Отдайте её в химчистку».

Ломмелю, конечно, подобных писем никто не присылал, ведь к 1980-м годам американцы уже вдоволь насмотрелись всяких ужасов в кино и по телевизору, да и консервативное американское большинство, воспитанное на фильмах эпохи Хейса, уже успело к тому времени состариться и умереть, уступив дорогу поколению «Пятницы 13». Чем же можно было напугать такую публику, которые с молоком матери впитали так называемую первую волну слэшеров, пришедшуюся на 1970-е гг., которые проводили свои лучшие детские и юношеские годы в грандхаусных кинотеатрах, смотря там всё подряд, подобно Роберту Родригесу, позднее перенёсшему эстетику эксплуатационного кино на голливудский кинематограф?

Конечно, нельзя сказать, что Улли Ломмель, снимая «Токи мозга», хотел кого-то напугать, ведь этот фильм не имеет отношения к хоррору, являясь научно-фантастическим детективом о женщине, которую, в результате уникальной операции, выведшей её из комы, начинают преследовать образы сознания её донора, женщины, убитой в ванной в самом начале (не правда ли, знакомый сюжет по массе голливудских фильмов 2000-х гг.?). Он просто, снимая одну-единственную сцену, как две капли воды похожую на сцену из «Психо», пошёл иным путём, нежели маэстро, не пожелав зрителя пугать ни брутальностью, ни внезапностью. Вместо этого мы видим классический саспенс и параллельный монтаж: чередование кадров с девушкой, нежащейся в ванне, и убийцей, медленно открывающим дверь квартиры, а затем крадущимся к своей жертве. И мы в данном случае оказываемся не в положении шокированного человека, которого напугал некий весельчак, выскочив из кустов, а в положении свидетеля, знающего то, что неизвестно жертве, но никак не могущего повлиять на ход событий. Ведь хоррор нас пугает в первую очередь вовсе не маньяками, которые, как шакалы, выпрыгивают из кустов на зазевавшихся путников, а неизвестностью и ощущением собственной беспомощности от осознания того, что мы, видя преступника, крадущегося к жертве, никак не можем повлиять на ход событий, подобно тому, как не могли повлиять на ход событий ангелы Вима Вендерса, удел которых - лишь наблюдать. Хичкок в «Психо» заставил зрителя идентифицировать себя с героиней, для которой маньяк с ножом в ванной комнате её номера был такой же неожиданностью, как для американцев слон, согласно их известной поговорке, иногда вламывающийся в дом. Ломмель же позволил зрителю идентифицировать себя со сторонним наблюдателем, например, бесплотным духом или ангелом, который, кроме попытки внушения убийце благочестивых мыслей, от которых тот запросто может отмахнуться, никак не может повлиять физически на вершащееся зло. И получается всё как в серии «Городка», где герой, смотря много раз «Скалолаза», всякий раз плакал над сценой, в которой главный герой не сумел удержать женщину, и она улетела в пустоту. Когда же друг его спросил: «Чего ты плачешь? Ведь ты уже много раз смотрел и знаешь, что она сорвётся», на что тот отвечал: «А вдруг в этот раз нет?»

Быть может, именно в этом и состоит истинная магия кино?

P. S. Должно быть, кто-то спросит (хотя бы мысленно): какое отношение имеет Тео Ангелопулос к картине Ломмеля? Решительно никакого. Просто он также, как и героиня фильма Ломмеля, был сбит, когда переходил дорогу и, в отличие от фильма Ломмеля, так и не вышел из комы.

6,5 из 10

Эндрю Вулф