Трейлер (Youtube)

Трейлер (Кинопоиск)

Кинопремия «29-я церемония вручения премии Европейской киноакадемии 2016»
Номинации:
Лучший режиссер - Кристиан Мунджиу
Лучшая работа сценариста

Кинофестиваль «69-й Каннский международный кинофестиваль»
Победитель в номинации: Лучший режиссер - Кристиан Мунджиу
Номинации: Лучший режиссер

Кинофестиваль «52-й Международный кинофестиваль в Чикаго»
Победитель в номинации:
Серебряный Хьюго - Лучшая мужская роль - Адриан Титьени
Серебряный Хьюго - Лучший сценарий
Номинации: Золотой Хьюго - Лучший фильм

Кинофестиваль «43-й международный кинофестиваль в Генте (Бельгия)»
Номинации: Гран-при - Лучший фильм

Насколько наверно противоположна реакция на фильмы «новой румынской волны» в Европе и на просторах нашей большей частью азиатской родины. Не на художественные достоинства, а на действительность в портретах и реалиях, изображаемую нашими географическими соседями. Чтобы кинуть взгляд на прототип большинства героев этих картин, жителю, к примеру, Франции, придется пуститься в рискованный вояж на территорию гетто. Нам же достаточно перейти лестничную клетку.

Последние «большие удачи» российского кинопрома, «Левиафан» и «Дурак», подтверждают это наблюдение. Румынских авторов также можно назвать настоящими «певцами безысходности». В большинстве этих картин в фокусе оказывается отрезок жизни социально дезадаптированного персонажа, на том этапе, когда тот переступает через критическую черту, погружаясь, как Данте Лазареску, по кругам ада в самое пекло по меркам обитателей зоны прожиточного комфорта и к логическому, единственно возможному завершению, с точки зрения остальных. Трагедия, становясь тенденцией, превращается в обыденность.

В своем новом фильме, Кристиан Мунджиу, решает эту тенденцию нарушить и отыскать для своих героев выход. При этом отправной точкой опять таки становится кризис: на молодую девушку совершают нападение практически на пороге школы. Ее отец, врач с репутацией честного человека в отчаянии - на носу у дочки решающий экзамен, сдав который, та сможет уехать учиться в Англию.

Не отступая от кредо режиссеров «румынской волны» - реалистичности формы и сюжетной композиции, Мунджиу сходу задействует и их главный козырь. Вырисовывая отдельными точными сценами как штрихами, психологические портреты героев, он вдыхает в них жизнь. Среда здесь тоже действующее лицо, и она настроена крайне враждебно - семье периодически буквально прилетают камни в огород. Тут сам собой вспоминается Михаэль Ханеке и его «Скрытое».

Когда-то техникой этого «экзистенциального символизма» виртуозно владел Рейнер Фассбиндер. Ему ничего не стоило передать, не растеряв ни крупицы выразительности, важное переживание, или характерную черту темперамента через пару движений камеры, или мелкое, почти незаметное действие.

Мунджиу в своей технике, конечно, далеко не столь изящен. Вылепив основных героев, он дает материалу застыть, что негативно сказывается на восприятии центральной части картины. В которой основное внимание режиссера сосредотачивается как-раз на среде. Отец героини решает «сыграть нечестно» и выходит на амбразуры, где сталкивается с «системой в системе», созданной людьми, ранее пошедшими той же дорогой. Начинается заранее неравная схватка макро и микро-миров. Человек против системы, семья против общества, как бы это тенденциозно ни звучало. Становится ясно, что именно отец - центральный персонаж фильма. Он является косвенным виновником инцидента. Он принимает одно неверное решение за другим и вскоре мы понимаем, что делал он это всю жизнь. Для этого героя, так же как для его жены все кончено. Бабушка демонстрирует терминальную стадию, во всех возможных смыслах. Среда подавила этих людей, жестоко линчевала их идеалы, не оставив им шанса на счастье. Чем дальше тем темнее тучи над головой отца. Паранойя нарастает. Впереди ни просвета. Для иллюстрации этого субъективного ощущения режиссер использует яркие образы - больного сына любовницы, предстающего перед героем в жутковатой маске, коридоры трущоб, залитые тьмой и будто кишащие скрытой угрозой.

Тем временем, незавершенные гештальты наслаиваются один на другой. В какой-то момент отец начинает походить на слепого, ищущего ручку на двери, наглухо запертой изнутри. Остается только снести ее своей головой. Экзистенциальная ответственность и сила воли, доходящая в кульминации до сознательного самопожертвования, по Мунджиу - искомый ритуальный клинок для этого гордиева узла. Через тело у входа наконец может переступить та, для которой все затевалось. Отец оставляет дочери после себя открытое пространство для маневров, проще говоря, настоящую свободу. Этот акт напоминает гамбит ферзя ради превращения пешки, занимающей более выгодную позицию.

Но вернемся к центральной части фильма, разделяющей первый и последние акты пространством из жидкого вакуума. Режиссер, пытаясь сгустить краски, забывает обмакнуть кисть и безнадежно повторяется в сентенциях. В качестве художественного средства длинноты кадров с самого начала стали отличительной чертой новых румынских фильмов. Но здесь не тот случай - все процессы вдруг затормаживаются, впечатления начинают бледнеть. На экране воцаряется стагнация, героев хочется немножечко подтолкнуть, но они застыли в летаргическом сне. Может с монтажером произошло тоже самое? Ожидание - это тяжело. Но если у героев ожидание нервное, у зрителя оно скорее скучающее. Так или иначе, эти лишние 15 минут размывают сюжетную конструкцию итак лишенного динамики фильма и тем самым лишают эту по-своему амбициозную работу изрядной доли эффекта.

6 из 10

NOW_RU