• Фильм снят по одноименной повести Сергея Есенина.
• Восточно-европейскую овчарку, появляющуюся в фильме в качестве сторожевой собаки, начали выводить в 30-х годах 20 века. А Сергей Есенин написал «Яр» в 1915 году.

Награды и номинации:

Кинотавр, 2007 год

Победитель (1):
Приз имени Микаэла Таривердиева за лучшую музыку к фильму

Номинации (1):
Главный приз

«ЯР» на ТВ

Вчера в «Закрытом показе» А. Гордона смотрела «Яр» - фильм Марины Разбежкиной по мотивам повести С. Есенина. Впечатление было оглушительным - и от фильма, и от его обсуждения...

Даже проще объяснить, что так задело за живое именно через призму обсуждения. Фильм настолько многосоставен, объёмен, пластичен, что пытаться пересказывать сюжет было бы глупо, - как не перескажешь леса, где все звуки, ощущения, образы впитываешь одновременно, и невозможно расслоить впечатление от мнущейся под ногами травы, колких веток, дрожащих капелек на паутине или спутавшихся в клубок запахов. Лес для меня - более точная метафора России, чем поле. Он, как ничто другое, воплощает каждой своей клеточкой, каждым листком и травинкой дышащее, поющее, маняще-опасное пространство...

«Яр» М. Разбежкиной создан по подобию «леса» - как зеркальное отражение российского пространства. Обширного леса, обступившего берега реки, потому что вода, льющаяся отовсюду, капающая с веток, стекающая с подбородка, струящаяся в реке, - такой же важный персонаж фильма, как и трава или темнота. Сюжет просматривается, но я бы и его сравнила с тропинкой через лес, когда со всех сторон мелькают вроде бы и похожие, но своеобразные деревья - каждое со своим лицом... «Яр», в итоге, сложился по музыкальному принципу - как поток перекликающихся лейтмотивов, которые ручейками стеклись в единую реку. И, пожалуй, главный из его лейтмотивов - случайная или нелепая смерть. От эпизода к эпизоду только это в фильме и происходит: гибнут по-глупому, гибнут абсурдно, гибнут ни за грош, без причин, на пустом месте... И ничто не спасает - ни богатство (помещика), ни молодость (детей и подростков), ни опыт (стариков или того же мельника)...

А пространство вокруг сияет и дышит чувственностью, тайной, красотой. И это гипнотическое сочетание волнующей красоты мира с бессмысленностью и ежеминутностью человеческой смерти неотразимо воплощает сам дух российских просторов (тех самых, которые в киноискусстве почему-то стали символом страны). Страшно и притягательно, и дух захватывает... И крутит от ужаса, и глаз не оторвать... А на каждом новом шаге - чья-то дикая и ненужная смерть, в обрамлении изысканной трепещущей красоты...

«Яр» Марины Разбежкиной - глубочайший фильм о России, и для меня стоит практически в одном ряду с «Андреем Рублёвым» А. Тарковского. Но его особенная ценность в том, что он выходит за рамки «русской темы», подступает к экзистенциальным вопросам - к разговору о смерти, самой её сути, значении и смысле... К хрестоматийному вопросу о том, как же всё-таки жить, если тебя - или кого-то дорогого тебе - в любую минуту могут прихлопнуть как лесного комара (а, стало быть, всё-таки и комары нужны в лесу - хоть как метафора этого треклятого вопроса).

Финал фильма кажется мне по-настоящему гениальным. Герой вроде как отрывается от родной и пугающей деревни, бежит в город на телеге... Ею правит крестьянка в возрасте. По дороге она помогает ему раскурить папироску, распахнув тулуп и создавая пространство, где бы можно было закрыться от ветра. И под тулупом, под хлипкой расползшейся рубашкой видна полуобнаженная женская грудь. Герой ошеломленно в неё утыкается, и в первый миг даже мерещится что-то эротическое в его реакции... Но почти сразу приходит ответ - грудь-то материнская, это грудь кормящей матери...

И уже в следующем кадре крестьянка везёт героя дальше под усыпляющий, мерный ритм колыбельной. Снег медленно падает на пустую землю... И эта телега так похожа на люльку и одновременно - на погребальные дрожки (а их с грубо сколоченными гробами было немало в фильме), что грань между внутренним вопросом и ответом стирается уже окончательно.

Какое бегство в город? Какие там судьбы российской деревни? По фильму - смерть подступает к самому истоку жизни, а колыбельная - лишь скудное обезболивающее; и хорошо, если помогает на минутку о ней забыть. Человек рождается в смерть и уязвимость... Глоток живительного воздуха - чтобы через миг быть расплющенным и заколоченным. Разве можно от всего этого уехать в город?!

Важно, что фильм задаёт внутренне точный ВОПРОС, а не даёт опережающий ответ. Звенящая красота твердит о чём-то неистребимом и вечном... Только где оно и зачем? Как отыскать путь в это «вечное»? Или его и вовсе нет для нас, людей, а есть оно лишь для воды, листиков и травинок?

И всё же красота пространства, изображенного в фильме, такова, что, может, именно для этого и стоило прийти в мир - ради того, чтобы глотнуть прозрачнейшего воздуха и увидеть, как дрожат капли росы на траве? Где-то тут мерещится и авторский ответ, невдалеке от вопроса...

Но что, в итоге, очень сильно поразило и расстроило, так это финальное обсуждение. «Защитникам» фильма было слишком сложно отстаивать тонкое и ажурное произведение искусства под напором его агрессивных «противников»... Глухота и нетерпимость некоторых участников спора озадачили вопросом: такое неприятие - это что-то параллельное фильму, случайное стечение обстоятельств? Или в самом «Яре» есть нечто провоцирующее на отторжение, располагающее обвинять и настаивать?

Мне кажется, возмущение «противников» фильма тоже было показателем его художественного эффекта. «Яр» настолько неотразимо ставит вопрос о смысле и бессмысленности существования, что те, кому тяжко и больно об этом задумываться, переадресуют вопрос самим создателям кино: «А есть ли смысл? Скажите, в чём конкретно был смысл Вашего произведения?!...».

...Ох, как часто, слыша об умершем, погибшем, безвременно ушедшем человеке, думаешь именно об этом: а в чём был смысл?

tania_al

Скитания постороннего

Высокие равнины есенинского «Яра» в художественном дебюте документалиста Марины Разбежкиной обернулись болотами, лесами, да озёрами. В русской деревне начала прошлого века, где от присутствия Бога лишь контуры икон и холостая вера, взаимоотношение между людьми как в фолкнеровском Йокнапатофе, а течение времени как в маркесовском Макондо.

История о человеке, который никого не любит, не имеет корней и ни к чему не привязывается. Где он появляется - там сеет смерть. Обволакивая мёртвым дыханием всех, с кем соприкасается, уходит в никуда, оставляя после себя ещё одну трагедию. Но он не совсем злодей, т. к. вершит зло неосознанно, с пониманием о грешности своих поступков, но по-другому не может. Карева мучает мысль о причиняемом им зле без энергии бумеранга. Душа не колеблется. Безнаказанность в помощь повторению пройденного. Пройденное - единственно ложь. Одна из первых фраз о том, что его женят на Анне, которая любит Стёпку, а он сам любит Палагу. На самом деле он и Палагу не любит, хотя и искренне признаётся ей в любви. Позже он соблазнит Липу, но и она ему не нужна. Плач его не от сердца. Борьба его не от стремления к справедливости. Противостояние помещику со стороны Карева - есть поза, долг происхождения. Сам ведь из мужиков, может в чаяниях «мужицких» сокрыт генетический знак приобщения к большему, осознание себя с важным. Однако, пустое. С людьми, которые живут в Яре по заведённому общинному языческому уставу, он не хочет общей судьбы. Радость оттого, что его, лесника одежду нашли и решили, что он утоп и теперь можно с чистого листа начать жить в соседнем селе вскоре сменяется разочарованием. Всё одно. Всё повторяемо. Может в городе будет иначе.

Кажется, всё иное лучше, чем творимое здесь. Яр - место, где верность между людьми забыта, где убивают за малое, где стадо имеет силу пастуха, где жизнь богомолки стоит дешевле бусинок под цвет глаз, где спичечная сера - лекарство от продолжения рода. Народ что зверь. А зверь тот в звериной сути себе подобных - из самых мелких и уродливых. Среди такого люда и такой как Карев - равнодушный, почти фантом не неприятен. Стремление вырваться из порочных, враждебных свободному человеку, устоев возвышает его над стихийным язычеством сородичей, но пока и он не обладает элементарной цивилизационной моралью, и не способен к этическому совершенствованию. Так и застряв в паутине незнания и непонимания, Карев всё же на более высокой ступени развития. Травиться спичками - вот мракобесие. Обвинения в адрес Карева подобны суду над Мерсо из «Постороннего» Камю, приговорённого не за убийство, а за недостаточную скорбь по поводу кончины матери.

«Яр» Разбежкиной - не диагностический императив социуму, а красивая, болезненная, максимально абстрактная, почти мифологическая зарисовка с массой литературных аллюзий и балладных мотивов. Обряд с хождением обнаженных девушек с иконой Богородицы, фольклорные причитания о «недоросточке» не противоречат обилию полнолуний в духе фильмов ужасов. Нет скорби. Нет покаяния. Дородная женщина с сигаретой в зубах везёт на повозке Карева из Яра и закрывает своим телом от ветра, чтобы он мог закурить. Зажигая спичку, Карев не будет торопится закуривать, он поймает себя на мысли, что здесь, в этих болотах он, возможно, в безопасности и, возможно, не стоит никуда ехать, но повозка тронется... к свету или к тьме.

аррмен