«Нибелу́нги» (нем. Die Nibelungen, 1924) - немой художественный фильм Фрица Ланга по мотивам средневековой германской эпической поэмы «Песнь о Нибелунгах». Из-за очень большого метража (почти 5 часов) фильм вышел на экраны в двух частях: «Нибелунги: Зигфрид» (Die Nibelungen: Siegfried) и «Нибелунги: Месть Кримхильды» (Die Nibelungen: Kriemhilds Rache).

• Анимационный эпизод «Сон Кримхильды» был нарисован и снят оператором Вальтером Руттманом.
• Актёр Георг Йон играет в фильме три роли - кузнеца Мима, карлика Альбериха и Блаоделя, брата Аттилы.
• В 1924 году вышел также роман Теа фон Харбоу «Книга Нибелунгов», работа над которым шла параллельно с написанием сценария фильма.
• 10 сентября 1925 года фильм (вероятно, только первую часть) видел в Нью-Йорке Г. Ф. Лавкрафт. В письме от 12 сентября своей тётке Л. Ф. Кларк он высоко оценил фильм, особо отметив его «нордическую» направленность: «Это были восторг и наслаждение, запомнившиеся навеки! Это была сама сокровенная душа бессмертного и непобедимого белокурого северянина, воплощённая в сияющем воине света, великом Зигфриде, убийце чудовищ и поработителе королей...»
• Зигфрид Кракауэр в своей книге «От Калигари до Гитлера: Психологическая история немецкого кино» описывает другую концовку: «Финал фильма - настоящая оргия разрушения. Кримгильда, заколов Гюнтера и Хагена, гибнет сама, и Аттила с трупом жены на руках погибает под сводами пылающего дворца». Далее в тексте книги также упоминается «добровольное самосожжение Аттилы». Есть в книге Кракауэра и другие досадные неаккуратности - например, излагая содержание сна Кримхильды, он пишет, что в нём участвовали «два чёрных сокола и белая голубка». Между тем содержание этой анимационной вставки точно повторяет содержание соответствующего фрагмента «Песни о Нибелунгах» (I, 13):

И вот Кримхильде знатной однажды сон приснился,
Как будто вольный сокол у ней в дому прижился,
Но был двумя орлами заклёван перед нею.
Смотреть на это было ей всех смертных мук страшнее.

• Ирония ошибки Кракауэра заключается ещё и в том, что голубка в фильме может символизировать только саму Кримхильду, которая, вопреки вещему сну в изложении Кракауэра, сама в итоге «заклевала» двух орлов.

Сердце за стеной

«Месть» - второй кусок пятичасовой махины «Нибелунгов» Фрица Ланга, отделенный ради комфорта зрителя. В этой разъятости «Зигфрида» и «Кримхильды» кроется причина кажущихся нестыковок сюжета, необъяснимого поведения персонажей. Но в ней же, если убрать кавычки вокруг имен - зерно самостоятельности «Мести», ее глубокого, почти режущего отличия от пролога. Зигфрид ушел, и погасло солнце. Зигфрид ушел, и светлое героическое фэнтези, на которое так похожи старые советские сказки, трансформировалось в кровавый дарк-эпос.

Увидев на полу своего господина, своего возлюбленного, Кримхильда пошатнется в дверях, тщетно пытаясь нашарить слабеющими руками опору. Мир рассыплется вокруг тусклыми осколками, и не будет ни отмщения, ни справедливости. Родные братья станут между ней и убийцей, поставив жалкие остатки своей замаранной кровью чести выше любви к сестре. И она заплачет - в последний раз. Будет молить - в последний раз. С нежностью и печалью коснется губами холодного чела - в последний раз. Тело скроется под траурным балахоном, лицо застынет безжизненной маской, руки крест-накрест лягут на грудь, стеной окружая сердце, заточая внутреннюю боль, отрицая саму надежду на прощение и милосердие. «Разве ты не человек, госпожа Кримхильда?» - спросят ее много лет спустя. «Нет, - ответит она, не отводя глаз от дворца, где в пламени гибнут ее родные и друзья. - Я умерла вместе с Зигфридом».

Современному неискушенному зрителю игра Маргарете Шён может показаться не только примитивно-грубой, но и комичной. Почти в каждом кадре она скрещивает или повелительно воздевает руки, поднимает щедро начерненную бровь и так широко распахивает глаза, что кажется, будто они вот-вот выкатятся и шлепнутся на обувь ее собеседников. Но как только привыкаешь к этой гротескной мимике, рассчитанной на дурное качество пленки, приходит невыразимое восхищение. Актриса фактически лишена тела: вместо него - бесформенный сверток королевских одежд, превращающий женщину в подобие траурной матрешки. Поверх «родного» лица намалевана аляповатая маска, чтобы черты не слились на экране в белое пятно. Роль взывает к величавости, неподвижности, узкому спектру эмоций. Играть буквально нечем, но фрау Шён немногими изящными мазками делает свою Кримхильду удивительно глубокой, настоящей.

«Месть» сполна раскрывает не только актеров, достигающих здесь подлинных высот драматизма, но и самого мастера. В «Зигфриде» Ланг сделал упор на чудесную составляющую мифа. Плодом стало царство амазонок, горящие поля, таинственные сны и первый в кинематографе трогательно-беззащитный дракон. Здесь же он ступает на привычную и столь любимую почву страшного человеческого мира, где существа из плоти и крови сосредоточенно причиняют друг другу невыносимую боль. Его «Нибелунги», посвященные немецкому народу, стали классикой кинематографа благодаря своей эпичности, крупноразмерности, грандиозности, непревзойденному на тот момент размаху, подготовленному двумя годами напряженных усилий художников и плотников, Но впечатляющие даже сегодня массовые сцены, гигантские декорации, искусные трюки и прочий эпический экшн во второй половине повествования выглядит оберткой. А под ней - по-ланговски мрачная, безысходная и напряженная история женщины, которая вынуждена жить в странном мире мужчин, думающих о чести, славе и «духе Германии» больше, чем о простых вещах, вроде любви и ненависти.

Другая бы приспособилась, нашла силы полюбить великого Атиллу и новорожденного Жеребца, Который Покроет Мир. Но Зигфрида нет, и никто из живущих не заменит светловолосого полубога, до краев наполненного светом, страстью, радостью жизни. Она отринет честь - и станет сильнее. Отринет достоинство - и искупается в крови врагов. Отринет женственность, целомудрие и материнство, чтобы однажды сказать, стоя по колено в обрубках тел: «Никогда мое сердце не было так полно любовью, как в этот момент»... Просто посмотрите на это.

9 из 10

Венцеслава