Трейлер (Youtube)

Трейлер (Кинопоиск)

• Рабочее название фильма - «Запах камня» - в процессе съемок было заменено на «Изгнание», которое, по мнению авторов, наиболее точно выражает философскую концепцию фильма.
• Когда было решено пригласить на пробы актрису Шведского королевского театра Марию Бонневи, возникла сложность: по контракту с театром Мария должна была ближайший год играть в новом спектакле, премьера которого уже была анонсирована. «Когда мы стали искать способ, как сделать так, чтобы Мария смогла участвовать в съемках, мне сказали: этот вопрос тебе придется решать с премьер-министром», - вспоминает продюсер Дмитрий Лесневский. По шведским законам спектакль не может быть отменен, если на него продан хотя бы один билет. Лесневский предложил директору театра выкупить билеты на все спектакли с участием Марии Бонневи. Но, к сожалению, хотя до премьеры оставалось еще несколько месяцев, 5 билетов было уже продано. И все же решение было найдено: чтобы дождаться Марию, съемки фильма пришлось перенести почти на год.
• В фильме нет каких-либо явных признаков, позволяющих точно определить место и время событий. Изначально авторы даже не были уверены, на каком языке они будут снимать картину. В итоге оригинальный текст звучит на русском, и даже шведской актрисе Марии Бонневи пришлось учить свою роль по-русски.
• При озвучивании текст Веры (героини Марии Бонневи) был продублирован Еленой Лядовой. Поиски актрисы для дубляжа шли несколько месяцев, параллельно с монтажом картины. Было прослушано более семидесяти кандидатур. Чтобы не быть предвзятым, режиссер решил, что все они инкогнито для него озвучат по две ключевые сцены. После чего он прослушал записи, и выбрал для последнего этапа проб несколько голосов. Окончательный выбор пал на Елену: ее голос, по мнению режиссера, идеально подходит к тому образу, что создает Мария Бонневи в роли Веры.
• Съемки фильма проходили в нескольких странах - во Франции и Бельгии, где снимались городские экстерьеры, в России, в Москве - павильонные, интерьерные съемки, а также в Молдове, где специально для съемок был построен дом, мост через овраг, церковь, а также кладбище рядом с церковью. Особенно сложно оказалось спроектировать церковь и кладбище - они не должны были содержать очевидных признаков принадлежности какой-то определенной конфессии. Церковь, как и дом на холме, в кадре должны были выглядеть очень старыми, что подразумевало тщательную работу декораторов с фактурами. Для этой задачи в команду художников были приглашены немецкие специалисты, которые с помощью современных технологий сумели сделать «качественный замшелый камень» и «состарить» дерево.
• Одна треть пленки, затраченной на съемки фильма «Изгнание», а именно - 20,000 метров Кодака, была подарена Луиджи де Лаурентисом в Венеции, в 2003 году, в качестве приза за лучший режиссерский дебют («Возвращение»). Вторая треть тоже явилась премией за фильм «Возвращение». Сертификат на 17,000 метров негативной пленки Кодак вручила Академия Ника за лучший российский фильм 2004 года.

Ника, 2008 год
Номинации:
Лучшая мужская роль (Константин Лавроненко)
Лучшая мужская роль второго плана (Александр Балуев)
Лучшая работа оператора
Лучшая музыка
Лучшая работа художника-постановщика

Каннский кинофестиваль, 2007 год
Победитель: Серебряная премия за лучшую мужскую роль ( Константин Лавроненко )
Номинации: Золотая пальмовая ветвь

ММКФ, 2007 год
Победитель: Приз Федерации киноклубов России

Европейская киноакадемия, 2007 год
Номинации: Лучшая операторская работа (Михаил Кричман)

Квинтэссенция пустоты

- Мамочка, он Линде голову оторвал!
- Ну, и зачем ты это сделал?
- Хотел посмотреть, что там у нее!
- И что?
- Ничего.

Параллельная вселенная Андрея Звягинцева условно делится на две части. Залитые солнцем сельские пейзажи с дорогами, убегающими вдаль, с широкой линией горизонта, бескрайними полями и холмами, с вершин которых открываются неоглядные дали. Места, где можно дышать полной грудью, где ни душа, ни тело не испытывают давления, как бывает в замкнутом пространстве. Первозданный край, новый Эдем. С другой стороны - город. Мрачные промышленные зоны, по которым днем и ночью разносится грохот железнодорожных составов; узкие улицы, дома-коробки с темными парадными и стенами, разрисованными пролетарскими граффити; тесные квартиры, похожие одна на другую, неуютные, словно нежилые. Интерьеры созданы с маниакальным вниманием к деталям, но по ним невозможно определить время и место, где происходят события. Все кажется знакомым, но в то же время чужеродным, возможно, даже ненастоящим, сновиденческим. Попадание в этот мертвый мир вызывает внутренний дискомфорт и физическое желание высвободится из цепких лап лишенного географических координат города.

Герои вырываются из урбанистического пространства и оказываются в своем маленьком рае. Алекс, Вера и двое детей - Ева и Кир. С их приездом наполняется жизнью старое родовое гнездо: сквозь открытые окна в дом врывается свежий воздух, умиротворяюще потрескивают дрова в камине, спальни наполняются ароматом свежего белья... Но что-то тревожное витает в воздухе, а Вера и Александр слишком холодны, слишком погружены в себя, слишком отстранены друг от друга, чтобы их брак выглядел счастливым. Да и сами они похожи на больших механических кукол, запрограммированных на выполнение традиционных, веками складывавшихся функций: мужчины и женщины, мужа и жены, отца и матери. И если Вера время от времени, будто бы, выходит из сумеречного состояния, если ее взгляд наполняется нежностью и теплом, то Алекс безэмоционален на протяжении всего фильма. Пустота окружающего мира заполнила и его. Вера пытается бороться с этой пустотой, но безуспешно. Постепенно теряется связь не только с мужем, но и с детьми. Отчуждение, которое стало основой отношений главных героев, на самом деле, много больше, чем проблема одной несчастливой семьи. Люди словно существуют каждый в своем микрокосме, в своей невесомости, где они безвольно и неприкаянно скитаются, безуспешно пытаясь найти точку опоры. Это эмоциональный вакуум, куда не проникает чужая боль. Это мир, стены которого обиты шумоизаляционными панелями, не пропускающими звуки чужой речи, поэтому единственный выход - просто перестать разговаривать. Попытки вести диалог страшат, потому что их единственным итогом будет глухое непонимание.

Разговор Веры и Алекса все же состоится, и во время него между героями будто бы возникнет стеклянная стена, подобная тем, что на свиданиях в тюрьмах разделяют посетителей и заключенных. Усталое признание героини, что она ждет ребенка, но не от мужа, сделанное то ли от отчаяния, то ли от овладевшей женщиной апатии, поставит супругов перед дилеммой. По словам Марка, брата Алекса, классического прагматика, превыше всего ценящего рациональное начало, любое решение будет верным, потому что человек является мерилом всего. Но, единожды сделав неправильный выбор, Адам и Ева были изгнаны из Рая. И если дочка Веры, которая еще не утратила свою душевную чистоту, символически отказывается от предложенного ей яблока, то ее родители проявляют слабость духа и вкушают запретный плод. Их выбор отравлен душевной глухотой, отчуждением, непониманием и внутренней пустотой. В них не осталось любви, что долготерпима и милосердна, что не завидует, не превозносится и не гордится. В тот самый момент, когда дети, для которых открыто Царствие Небесное, внимают Первому посланию святого Апостола Павла к Коринфянам, их родители отрекаются от божественного начала, верша акт самоизгнания из своего Эдема.

Страшно, когда умирает вера. Вслед за ней неизбежно уйдет из жизни тот, кто проповедовал торжество свободного выбора, тот, кто торопился скорее ее похоронить. Люди покинут райские кущи, и дом, который мог стать обителью любви, погрузится во мрак, когда местный фельдшер, исполнив роль ангела смерти, заколотит досками пустые глазницы окон. Грянет небесный гром, и под его раскаты Алекс вернется в мертвое серо-каменное тело города - не в Ад, но в Чистилище. Стеной прольется на землю очищающий дождь, оживет давно иссохший ручей, воды которого устремятся к брошенному дому, омыв по пути утопающее в грязи каменное сердце.

Когда предана любовь и убита вера, у человека все еще остается надежда. Быть может, мучительное раскаяние, очищение болью смогут, если не стереть память о злодеяниях, тяжким грузом лежащую на сердце, то, хотя бы, дать шанс на перерождение. Ничто не будет по-прежнему, но на рассвете мир сможет засиять новыми красками, наполниться жизнью, прекрасной в своей простоте, как песня жниц, разносящаяся по бескрайним просторам условного рая и плавно переходящая в церковное песнопение. В молитву о грешных душах, израненных осколками пустоты.

viktory_0209

Невозвращенцы

«Изгнание» как красиво оформленный сборник цитат когда-либо используемых в кино. Он со вкусом обряжен в привлекательный переплёт, выдержанный и немного аскетичный. В нём вы найдёте главы навеянные Тарковским, иллюстрации репринтным способом снятые с «Красной пустыни» Антониони, совсем немного Бресона и Бергмана. Этот сборник «для ценителей избранного» - прекрасен и целомудренно холоден своим безграничным и иллюзорным всезнанием. И это становиться его главным достоинством и высшим недостатком.

Звягинцев выбрал форму нащупанную им ещё в «Возвращении», он взял обещающее величие шедевров клише, а процесс шлифовки, откалывания всего не нужного, поиск абсолюта - это и есть «Изгнание». Фильм который целостен и выверен, чья выхолощенная реальность самоидентична - она «есть», а те кто её населяют безлики. Они вписаны в эту реальность, мастерки слиты с ней, адаптированны к промышленным кварталам и пустым домам с кожаными диванами и старыми телефонами. Вмонтированы в идеальный фон, в котором голубое платье героини и облупившаяся лазурная краска на решетках железной кровати, это уже не просто цветовое совпадение, это - ансамбль.

Ни одного из героев «Изгнания» нельзя вычленить из контекста звягинцевской реальности. Фильм заканчивается и заканчиваются Они. Исчезают, застрявшие в своём персональном «небытие». Это не рай, не чистилище, это - пустота. Пустота без грусти, без мыслей, хорошо склеенное «ничто».

Кажется, что кроме сценарных реплик ни у кого в фильме нет посторонних мыслей, нет жизни, дыхания. Живы те, кто смотрит в это окно вырезанное Звягинцевым на плоскости экрана, а Они никогда и не были реальны, Они даже не марионетки, волшебным образом оживающие в руках мастера, они «ничто» в безвоздушном уголке незаконченного или ещё не созданного мира. Александр и Вера бездушны, и из-за этого обделенного неимения, они начинают тянуть жизнь из зрителя следящего за их безрадостным и чуждым живым существованием.

Создается стойкое впечатление, что захваченная и удержанная Звягинцевым на киноплёнке действительность - единственная и подлинная, что у героев кроме этих дней в голом от беспредметной тоски мире не было прошлого, а будущее до скуки не возможно, что вся их жизнь лишь скупое проигрывание бесконечных истин. Режиссёр рисует не быт героев, а их «бытие», сотканное из аллюзий и немотивированных действий. Люди не имеющие подобия людей, существа красиво обрисованные сценарной мотивацией ничегонеделанья имитируют чувства в рамках декоративно сложносочиненной реальности.

У «Изгнание» есть одно большое преимущество - намёки на религиозный гуманизм и всепрощение не смотрятся в нём заигрыванием с Богом. Звягинцев отсылает зрителя как опытный иезуит к тем местам в Библии, который даже не верующий интуитивно чувствует. Он оставляет знаки, обещая, что если их собрать, то откроется скрытое, погребённое под молчаливым сосредоточением прозрение. Мученические имена героев - Вера, Марк, если и скромный намёк, то Ева - прямая отсылка к ветхозаветной прародительнице. Пазлы с репродукцией «Благовещения», собираемые кроткими не от мира сего детьми, где составленные по отдельности Гавриил и Мария, так и не хотели складываться в единую картину, продолжая пустовать серым картоном. Пилатовское «умывание рук» Веры, после того как всё уже решено за неё, а значит и вина лежит на ком-то другом. Источник пересохший, но на памяти отца когда-то текший под их родовой без всякой национальности дом. Церковь закрытая, со снятым колоколом - людей в здешних краях мало, священник перебрался в другую паству. Маленький ослик, ёще немного подрасти и начнутся бесконечные монотонные гиблые дни. Такова жизнь, Бальтазар!

Люди как после райского изгнания беззастенчиво причиняют боль, не думая, что всепрощения не будет. Не будет ничего, и если побежать быстрее мимо мелькающих деревьев в маленьком лесу близ одинокого дома, или проехать чуть дальше по пустой городской дороге, то непременно упрешься в фанерный горизонт, так похожий на настоящий.

Закольцованность действия - это проклятие, древнее как сама жизнь. Герои будут проживать эти несколько дней в конце лета снова и снова, попадая в ловушку созданную эстетом Звягинцевым. Они не выберутся из этой временной петли, так и останутся «вещами» в себе.

Звягинцев нашел свой стиль, он безоговорочно принял язык философской притчи, её сублимированную, архитипическую действительность. Почувствовал её универсальные, всеприменимые составляющие. И если сартровская экзистенциальная «тошнота» не охватит Вас после такого, то значит всё поправимо.

Kasablanka