Трейлер Nº2

Трейлер

3 награды Asia Pacific Screen Awards 2011:

Лучшая режиссура
Лучшая режиссура
Гран-при жюри фестиваля

2 номинации Asia Pacific Screen Awards 2011:

Лучший фильм
Лучший сценарий

Гран-при жюри Каннского кинофестиваля 2011 и номинация на Пальмовую ветвь

Приз международного кинофестиваля на Карловых варах 2011

Однажды в Анатолии. Кино для вдумчивого зрителя

Фильм неторопливый, как неторопливы мысли человека, оставшегося наедине со своей тоской. На протяжении двух с половиной часов чувствуешь какую-то недосказанность, ответ обрывается на полуслове и продолжать его приходится самим.

На экране мы видим мир мужчин. Мир, приправленный юмором, наполненный одиночеством и воспоминаниями о женщинах.

Все герои связаны одной целью - поиском места преступления. Но в процессе, каждый находит причину своих душевных терзаний. Каждый из них стоит перед выбором - отвергнуть увиденное, затаить дыхание и притвориться, что ничего не произошло или найти в себе силы и принять.

В фильме много сцен, запечатлевших глаза героев - они открывают больше, чем слова. В глазах можно увидеть душу. Глубок и пронзителен взгляд девушки из деревни. И полон отчаянья и безумия взгляд прокурора, узнавшего о причине смерти жены. А взгляд доктора накрывает безмерной грустью - в нем столько разочарования и усталости.

Еще одним героем в фильме выступает природа. Равнины, холмы, ветер. Символично, блуждая в ночи они не находят ничего, а находят только с приходом утра.

La marguerite

И жизнь по эту сторону оконного стекла...

Фильм 52-летнего турецкого режиссёра Нури Бильге Джейлана, отмеченного во второй раз Большим призом Каннского кинофестиваля (именно он, а не надуманное, худосочное, безжизненное и старомодное «Древо жизни» Терренса Малика, заслуживал главную награду), является удивительным примером скрытого концептуального высказывания, значение которого будет лишь возрастать с течением времени.

Опус 6,5 в творчестве Джейлана - не только самый лучший, но и принципиально этапный и водораздельный для него, также прочно вписывающийся в контекст мирового кинематографа последних пятидесяти лет - от открытий Микеланджело Антониони до откровений Михаэля Ханеке и Ларса фон Трира (кстати, в Канне соперником по конкурсу была «Меланхолия», тоже не оценённая по достоинству).

Проще всего искать в ленте «Однажды в Анатолии» приметы различных жанров, но они окажутся ложными и ведущими в никуда, как и обманчиво детективная история долгого поиска могилы, где предполагаемый убийца вместе с подельником спрятал труп мужчины. Хотя и закопанное тело найдут, и полицейский протокол составят, а потом вскрытие произведут, зафиксируют результаты, пусть и с некоторыми допусками - но вопросов останется больше, чем было. Напрасно прокручивать действие туда-сюда в поисках ответов, поскольку их нет и в реальной жизни, а вот те, что показались нам таковыми, всего лишь иллюзия, «соблазн мозга», который всегда цепляется за что-то привычное и очевидное, прямолинейное и однозначное.

Почти все, писавшие о фильме, обращали внимание преимущественно на частности, увлекались незначительными деталями, зацикливались на мелочах. Вроде бы никто не попытался взглянуть на многофигурную и разноуровневую сюжетную композицию как на современный эпос, чей пафос задан в названии. Кто-то сравнил ради смеха с «Однажды на Диком Западе» Серджо Леоне - а ведь в переводе с греческого Анатолия означает Восток, и тогда можно именовать так: «Однажды на Востоке». Впрочем, для самих турок Анатолия - это Запад. Но дело-то не в географии и даже не в культурных ориентациях между Азией и Европой.

«Однажды в Анатолии» - как начало повествования, новая глава в жизни, рубежное событие в судьбе. Но складывается парадоксальное ощущение, что герои попадают в кафкианско-беккетовскую ситуацию всеобщего абсурда бытия, и последующее упоминание о призраках в городке - будто не анекдот и не слух, а материализовавший страх, который возник из ничего и приобрёл вид реальных преступлений. Местный полицейский уверяет, исходя из многолетней практики, что в любом деле следует искать влияние женщины. Может, и тут не обошлось без этого, если выясняется, что сын жертвы - это ребёнок убийцы. Хотя убивал ли именно он, а не второй собутыльник, похожий на умственно отсталого, чью вину мог взять на себя тот, кто не прощает себе, что сын растёт без него и считает отцом другого человека? И почему жена жертвы готова опознать в морге тело мужа после продолжительной паузы? И вообще остаётся неясным, как был убит этот человек? И с чего вдруг произошла ссора между тремя мужчинами, если мы в прологе видим мирное и даже весёлое застолье за оконным стеклом?

Вот это самое оконное стекло, показанное вообще на крупном плане, рифмуется в финале с другим окном, в которое выглядывает доктор после произведённого вскрытия трупа и долго наблюдает за тем, как жена жертвы вместе с сыном идёт по дороге на холме, а далеко внизу играют дети в футбол, и мяч после чьего-то удара улетает вверх, откуда чуть подотставший сын не столь уж безутешно выглядящей вдовы посылает его назад. Ну, чем не перекличка с загадочно эмблематическим окончанием «Фотоувеличения», аналогии с которым напрашивались и раньше?!

Но в отличие от Микеланджело Антониони, сопоставление с которым давно преследует Нури Бильге Джейлана, как и постоянное сравнение с Андреем Тарковским (и тут, кстати, тоже уловили ассоциации со «Сталкером»), турецкий режиссёр на новом витке творчества приходит к пониманию того, что вовсе не сама реальность обладает чертами абсолютной непознаваемости и непроницаемой иллюзорности, а отношения людей якобы страдают от полной некоммуникабельности и тотального отчуждения. Несмотря на все различия, противоречия, несогласия, споры, конфликты и даже проявления мгновенной жестокости, персонажи неожиданно и непостижимо начинают ощущать некое подобие общности чувств, разделяют друг с другом испытываемые переживания, почему-то проникаются симпатией и состраданием, более того - обретают летучее, действительно мгновенное состояние душевной близости и духовного родства, как, например, в изумительной сцене явления «ангела света», прекрасного создания по имени Джамиле (по-арабски и есть «прекрасная»), юной дочери деревенского старосты.

Вот и неуловимое таинство жизни - неторопливо текущей, порою словно продлённой во времени, как это долгое ночное странствие по просёлочным дорогам Анатолии, и будто останавливающейся, застывшей, почти мёртвой и запредельной в сценах после возврата в городок, особенно в больнице и морге, но вновь возрождающейся, оживлённой, кипучей и энергичной в эпизоде игры детей в футбол - оно остаётся для кого-то сокрытым и гадательным, видимым «сквозь тусклое стекло, а не лицом к лицу». И религиозные аллюзии, неизбежно возникающие по ходу повествования (предполагаемый преступник напоминает Иисуса, или Ису в мусульманской традиции, но также может быть принят за Моисея-Мусу, который в молодости стал случайным убийцей, защищая постороннего человека; а про момент «божественного озарения» уже шла речь), лишь помогают постижению данной ленты как экзистенциальной притчи о том, что только от самих людей зависит, как они будут воспринимать окружающую жизнь, а главное - как выстраивать себе эту жизнь.

Человек - это путь. Пока он находится в движении, что-то исступлённо ищет, стремится к какой-то цели, не успокаивается и не останавливается - он жив. Не случайно, что именно во время бесконечной поездки, которая изматывает и доканывает, герои фильма чувствуют себя более нужными и значимыми. Они даже шутят, что жизнь - это дорога в ад, но сущая преисподняя настигает их потом, после возвращения в городок. Их опять засасывает бессмысленная рутина, унылая и однообразная, беспощадно скучная и натуралистическая, как составление протокола аутопсии. Может, и вообще не надо вскрывать всю подноготную, обнаруживать спрятанные секреты, знать горькую и безжалостную правду - как в случае с прокурором и его женой или при расследовании точных обстоятельств смерти того, кого закопали в наспех вырытой могиле у источника.

Жизнь - она сложнее и непредсказуемее, многограннее и неуловимее. Ухватить этот краткий миг ощущения полнокровности и жизнеспособности бытия - это ведь и онтологическая задача кинематографа как искусства. И именно в фильме «Однажды в Анатолии» уже умудрённый автор вновь пытается на другом витке спирали своей творческой судьбы запечатлеть то, что он увлечённо стремился разглядеть по эту сторону оконного стекла (оказывается, и тогда присутствовал данный рефрен на экране) ещё в первой картине «Посёлок», во многом автобиографической и действительно передающей дух личного детства в шестидесятые годы.

kinanet